Пережитое

Сергей Данилович, блестящий ученый и замечательный лектор, которого заслушивались студенты, хотя и был моложе Евгения Алексеевича на десять лет, закончил университет еще до революции и был оставлен при кафедре. Ученик А.Н.Савина и специалист по истории Франции XVI–XVIII веков, позднее он начал заниматься также средневековой Италией, Испанией, культурой Возрождения, средневековым миросозерцанием, аграрной историей средневековья — т. е. стал историком более широких специальных интересов, чем Евгений Алексеевич. Исключительно талантливый ученый, тонкий исследователь источников, он оставил глубокий след в нашей исторической науке, положив начало изучению в ней многих сюжетов, ранее неизвестных русской медиевистике. Однако он не успел создать столь капитального и новаторского исследования, как Е. А.Косминский. Это произошло отчасти потому, что Сергей Данилович увлекался все новыми и новыми сюжетами, освоение которых каждый раз требовало все новых и новых сил, и не мог концентрироваться на углубленном изучении одного из них. А так как он был очень требователен к себе, боялся верхоглядства и халтуры, то всегда оставался недовольным своими исследованиями, считал их недостаточно отделанными и избегал публиковать, рассчитывая в дальнейшем доделать их и улучшить. Но время рождало новые планы, ставило новые задачи, а старые работы оставались лежать в столе. Человек исключительной скромности, даже став академиком, Сергей Данилович держал многие свои, вполне завершенные работы в архиве, и они увидели свет уже после его смерти при моем непосредственном участии. Но имелась и другая причина — боязнь ученого стать объектом нападок и проработок, которая особенно укрепилась в нем после фактически вынужденного отказа от задуманной им книги о средневековом миросозерцании (1943) вслед за тем, как некоторые его ученики подверглись разного рода репрессиям в 1946–1948 годах. Однако то, что Сергей Данилович публиковал при жизни, часто по настоянию своих товарищей и учеников, было всегда превосходно и по содержанию и по форме, отличалось блеском свежих мыслей, глубиной поставленных проблем, открывавших путь для дальнейших исследований по тому или иному вопросу и не только для медиевистов-западников, но для востоковедов, русистов, славяноведов — всех, кто изучал историю феодального общества. Сергей Данилович обладал особым даром вселять в окружающих его людей симпатию и любовь к себе. Редкий случай, но у него не было врагов. И не по причине (боже, сохрани!) беспринципности и обтекаемости, но потому, что против его ясности, открытости не решались выступать публично — ведь он неизменно оставался всеобщим любимцем. Сергей Данилович тоже обладал талантом художника и хорошо играл на скрипке. Был прекрасным семьянином. Его веселой, доброй улыбке, противостоять было невозможно. Я счастлива, что встретила его на своем пути и много лет провела с ним рядом.

Третий, наиболее интересный член нашей кафедры, профессор Николай Павлович Грацианский, тоже был яркой личностью. Небольшого роста, изящный, худощавый, весь какой-то легкий и вместе с тем суховатый в обращении, он не располагал к себе, как Сергей Данилович, и не обладал величественностью и монументальностью Евгения Алексеевича. У него было тонкое, красивое и интеллигентное, но не очень доброе лицо, пронзительные, небольшие серые глаза с прищуром. Его красивый рот обрамляли аккуратные, чуть тронутые сединой усы. Николай Павлович был несколько желчен, раздражителен и часто язвителен. Попасться к нему на язычок было страшно.