Пережитое. Воспоминания эсера-боевика, члена Петросовета и комиссара Временного правительства

В то время выехать из Москвы было не так просто – большевики внимательно следили за всеми отъезжающими и проверяли их документы. Всех сколько-нибудь подозрительных они немедленно арестовывали и отправляли в свою знаменитую Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией, в которой не только допрашивали, сопровождая допросы мучительными пытками, но часто и расстреливали. Сыск и шпионство у большевиков были поставлены хорошо. Как это ни странно, но нами было доказано, что те самые, кто называли всех своих противников контрреволюционерами, имели на своей службе шпионов и сыщиков старого царского режима. Большевики никогда не были разборчивы в своих средствах.

Из Москвы я решил выехать в Казань на Волге, недалеко от которой Волгу пересекал противобольшевистский фронт. В Москве наша партийная организация, которая в то время вынуждена была уже скрываться и вести подпольную работу, приготовила мне паспорт и все необходимые документы, на основании которых я выехал в качестве представителя одной из… большевистских организаций со специальным поручением. Эти документы, как я скоро убедился, прокладывали мне дорогу всюду, а позднее в самой Казани спасли мне даже жизнь.

Из Москвы я выехал 31 июля и 2 августа вечером благополучно приехал в Казань. В Казани на вокзале большевистская полиция тщательно просмотрела мои документы и пропустила в город. С этого момента и начались мои злоключения.

Начать с того, что оба адреса, данных мне в Москве, оказались негодными – один из адресатов был арестован, другой – скрылся. Был уже поздний вечер, и я не знал, куда деваться. Попробовал было зайти в гостиницу, но, оказывается, большевики «национализировали» все гостиницы, и они не имели права кому бы то ни было сдавать комнаты без разрешения особой жилищной большевистской комиссии. Надо идти туда, тем более что Казань была уже объявлена прифронтовой полосой, и ходить по улицам разрешалось только до 11 часов вечера. Правда, визит был рискованный, потому что в Казани теперь много большевиков из Москвы, и я мог встретить среди них знакомых – но что делать?

И я пошел. В жилищной комиссии после долгих споров, где я доказывал свои права на основании своих подложных документов, в которых я значился большевиком, меня согласились поместить в комнате вместе с… членом Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, который также только что приехал из Москвы… Но потом обстоятельства переменились – пока мы спорили, пробило уже 11 часов, и на улицу показаться было нельзя, приходилось остаться в том здании, в котором я очутился. Швейцар предложил мне переночевать на полу в общей зале, где днем происходили заседания… Главного военного штаба Восточного фронта. Да, жилищная комиссия оказалась в одном помещении со штабом, и первую ночь в Казани мне пришлось провести в самом гнезде большевистских сил. И это первое мое страшное приключение в Казани оказалось добрым предзнаменованием всего моего пребывания в этом городе.

На следующее утро я уже нашел товарищей по партии, которые рассказали мне, что в Казани царит настоящий террор и каждую ночь большевики расстреливают по несколько десятков человек. Если меня случайно арестуют и узнают, то немедленно расстреляют, как члена Центрального комитета партии социалистов-революционеров. Необходимо как можно скорее перебраться через фронт в Самару. Товарищи обещали приготовить через 1–2 дня лошадей и отправить меня дальше. Один из них вечером отвел меня на квартиру к своему знакомому, чтобы я мог там переночевать. Приведя меня в квартиру и познакомив меня с хозяином, он сейчас же ушел.

Позднее оказалось, что большевики нас выследили. Они знали хорошо моего спутника и давно его искали, – теперь они проследили его вместе со мной и решили ночью арестовать обоих на квартире, не заметив, что мой спутник только привел меня на квартиру, а сам ушел. Ничего не подозревая, я провел весь вечер в разговоре с хозяином квартиры, и в 12 часов ночи мы лежали уже в постелях. Не успели мы еще заснуть, как во дворе нашего дома послышался шум, как будто кто-то перепрыгнул через забор с улицы, затем слышно было, как кто-то прислонился к ставням окна, пытаясь заглянуть в комнату. «Вы слышите?» – тревожным шепотом спросил меня хозяин. «Слышу. Молчите. Если позвонят, придется открыть…» Не успел я докончить своей фразы, как раздался бешеный звонок колокольчика. Хозяин в одной рубахе пошел открывать дверь. Четыре человека с электрическими фонариками и с наведенными на нас револьверами – у двоих из них были еще ружья – ворвались в комнату. Я продолжал лежать в кровати. «Где те двое, которые пришли к вам вечером? Они должны быть арестованы…» – «У меня ночует только один знакомый… больше никого нет». Фонари направились на меня, я увидел перед своим лицом черное дуло револьвера. «Это не тот! – воскликнул человек с револьвером. – Тот совсем бритый и черный… Ваши документы!» – обратился он ко мне. Я вынул из кармана своего пиджака документы. Они их внимательно просмотрели, и, видимо, мои большевистские бумаги их успокоили.