Пережитое. Воспоминания эсера-боевика, члена Петросовета и комиссара Временного правительства

Излюбленными темами такого рода занятий были аграрный вопрос и вопрос о политическом терроре, так как именно они отличали партию социалистов-революционеров от социал-демократической, которая также вела работу среди рабочих. Мы особенно дорожили связями с деревней и усиленно распространяли нашу революционную литературу среди крестьян через учителей. Таким образом наша работа выходила за рамки города. Связи мы старались установить и с другими городами и губерниями, скрепляя организации в областную, вернее, в организацию центральной области.

С большим трудом мы получали революционную литературу из-за границы: у партии был налажен «транспорт», при помощи которого через специальных агентов литература привозилась из-за границы при содействии контрабандистов. Дело это было очень трудное, и мы должны были наши потребности обслуживать сами. С этой целью мы раза два-три в месяц сами составляли на текущие злобы дня «прокламации», которые сами и печатали. Мечтой каждого комитета было создание собственной подпольной типографии, но, насколько это было трудно, показывает тот факт, что, например, нам удалось поставить собственную типографию только через год – и поэтому приходилось удовлетворяться печатанием прокламаций на мимеографах и даже гектографах (в количестве от одной до трех тысяч экземпляров). Писать эти прокламации приходилось по большей части мне – мне же иногда приходилось их печатать и на мимеографе.

Вся наша деятельность, разумеется, была от начала до конца подпольной; главным условием ее успеха была, как мы тогда говорили, ее конспиративность. Но, в сущности говоря, наша сила была лишь в том, что наши ряды постоянно пополнялись. Московское охранное отделение имело в своем распоряжении несколько сотен сыщиков, или, как их называли на специфическом жаргоне, наружных филеров, которые следили за революционерами или вообще подозрительными в политическом отношении лицами.

Революционеры, состоявшие по большей части из молодежи, не обладали опытом и легко давали себя выслеживать, не замечая за собой наблюдения. Каждый вечер агенты охранного отделения должны были представлять письменный отчет о своих уличных наблюдениях, которые давали возможность опытным руководителям охранного отделения (это были специально обучавшиеся сыскному делу жандармские офицеры) нарисовать картину деятельности подозрительных лиц за день: их адреса, их знакомства, все их передвижения по городу. (Любопытно, что каждому наблюдаемому они сами должны были давать кличку – они даже не имели права узнавать их фамилии; как я позднее узнал из бумаг охранного отделения и Департамента полиции, у меня была кличка Француз, потому что я жил сначала в доме французской церкви на Малой Лубянке, а потом в доме Франка по Большому Кисельному переулку; мой приятель Никитский почему-то был обозначен как Англичанин, А.Ф. Керенского звали Быстрый, С.Н. Прокоповича – Подошва.)

Затем надо было вести за замеченными лицами неустанное наблюдение. Положение значительно осложнялось, если среди наблюдаемых были профессиональные революционеры, сами имевшие опыт, побывавшие уже в тюрьме и ссылке, бежавшие оттуда. В последнем случае они жили «на нелегальном положении», то есть под чужим именем, с фальшивым паспортом. Каждая уважавшая себя революционная организация имела так называемое паспортное бюро, то есть запас паспортных бланков и книжек, и человека, опытного в изготовлении фальшивого паспорта. «Нелегальный» имел обычно несколько паспортов и, меняя свое местожительство, менял и то имя, под которым жил. И если ему удавалось «сбросить с себя наблюдение» (тоже один из терминов охранных отделений), то ему уже легко было отделаться от наблюдения полиции – это чрезвычайно осложняло работу полиции.

Но у полиции, то есть у Департамента полиции, было другое, гораздо более страшное оружие – провокация. Провокаторами или «агентами внутреннего наблюдения» назывались лица, которые под видом революционеров служили полиции. По большей части это были люди, которые из корысти или из страха за свою судьбу принимали предложение охранного отделения следить за революционерами и доносить обо всем полиции.

Убежденных людей среди провокаторов, то есть таких, которые из ненависти к революции предавали революционеров, было чрезвычайно мало (я за все время своей революционной деятельности знал только одного – это была прославившаяся в свое время Зинаида Жученко): почти все провокаторы занимались своей предательской работой за деньги. Эти «агенты внутреннего наблюдения» были во много раз опаснее наружных филеров, так как могли передавать полиции о самых секретных делах революционеров, об их самых сокровенных планах. Тогда, в 1901–1905 годах, мы не подозревали, что в нашей среде имеется столько провокаторов, вполне поняли мы эту опасность значительно позднее – после разоблачения Азефа (в 1908 году).