В голове всплыло воспоминание о том, как я попал в эту жизнь: застрелил себя. Посмотрев сначала на них, а затем на забор, я на секунду остановился, а затем резко развернулся и хотел уже прыгнуть грудью на железное ограждение, но полицейский успел ухватить меня за руку. Я резко отмахнулся от него, забыв про находившуюся в руке кувалду, которую даже не чувствовал в состоянии аффекта. Полицейский отлетел, оглушенный ударом. Второй схватил меня, стараясь удержать и стащить с края, но я вцепился руками ему в глаза. По пальцам начала стекать кровь. Полицейский истерично вскричал и оттолкнул меня. Я споткнулся о парапет и, пролетев три этажа, напоролся спиной на острые пики проржавевшего светло-зеленого забора. Тело пронзила резкая и одновременно тупая боль. Меня по инерции мотнуло, и, помимо того, что пики вошли в тело, внутри оказались разрывы под действием силы падения. Я задыхался, захлебываясь кровью. Смерть была чудовищно болезненной. Оказывается, захлебнуться – это очень больно. Легкие разрывает изнутри, и каждая попытка вдохнуть только сильнее начинает их разрывать и заполнять кровью. Лицо было красным. Изо рта текла кровь. Сознание меркло, я чувствовал безумную панику, какую никогда не испытывал, сумасшедшую боль и неистовое желание жить. Но было поздно. Я умер…
ГЛАВА VIII
Сначала было темно и больно. Это напоминало страшное сумасшествие, а потом я почувствовал неосознанно сделанный кувырок, уперся ногами и оттолкнул себя. Я сильно откашливался. В глазах было темно, но я чувствовал, что перебираю ногами. Начала проблескивать полоса света. Я кашлял, высвобождая легкие, и начал разбирать в каком-то бульканье чей-то голос. Я тер лицо. Меня что-то касалось. Я отмахивался. Упал и наконец-то смог нормально дышать. Вскоре из расплывчатой полоски начала разрастаться картинка. Я увидел речку, поле, камыши, песок и двух девчонок лет тринадцати в купальниках.
– Санька, – говорила одна, – ты слышишь?! Слышишь меня?
– Что? – пискляво произнес я. – Что с голосом?! – воскликнул я и посмотрел на свои руки. Они были детскими. Посмотрев на девочек, я увидел в них знакомые черты. Затем перевел взгляд по кругу и понял, где нахожусь. Это было мое детство. В тот день я чуть не утонул, когда пытался сделать сальто назад под водой. От удивления я схватился за голову и упал. Сознание не выдержало нагрузки и отключилось.
В себя я пришел от ударов по щекам и тормошения. Меня привели в чувство, но я чуть не отключился снова, когда вновь понял, где нахожусь. Это было удивительно – в очередной раз оказаться там, где я был в раннем детстве. На этот раз переход был настолько резким, что меня чуть не убило. Я испытывал сильнейшую перегрузку. Голова кружилась. Вокруг меня летали слепни и мухи, свойственные экосистеме, в которой я находился. Мы возвращались домой, а я в шоке плелся сзади, пытаясь все осознать и отмахиваясь от надоедливых оводов. Дойдя до дома, мы прошли по двору, который я помнил, а потом зашли домой. Мои родители были живы. Я их не видел, наверное, лет двадцать. А здесь они были живы и молоды! Я впал в ступор, не зная, как себя вести. В памяти было понимание, что я их не видел уже очень давно, но энграммы в мозгу не вызывали травмирующего опыта, переживаний или каких-то болезненных реакций, потому что их не было. Все мои воспоминания прошлого были безэмоциональны, словно нарезка видеорядов из чужой жизни. Организм был другой и не имел опыта, чтобы экстраполировать воспоминания на реальность. Все, что я мог похожим образом испытывать, – удивление и радость.
Мы сидели и кушали в столовой. В доме тогда хватало места для того, чтобы иметь кухню и столовую в отдельных комнатах. Проблема была, разве что, с деньгами, как и у всех, кто жил в девяностые, если не был связан с криминальным миром. Я ел манную кашу и, немного изумленный, смотрел на маму, которая читала книгу и попутно следила, чтобы мы все съели. Она читала, я смотрел, а в голове прокручивался момент прошлого, где она говорила, что уже не может читать, потому что плохо видит, и что даже от недолгого чтения начинает болеть голова.
– Ты чего? – спросила она, заметив, что я смотрю.
– Все хорошо, – ответил я, отводя взгляд.
У меня было желание все рассказать. Просто вцепиться крепким объятием, которое не было свойственно нашей семье, и начать рассказывать о том, что накопилось за долгие годы. Но я сдерживался. Боялся, что вдруг это все окажется сном или иллюзией или чем-то еще непонятным и вмиг растворится от моего прикосновения. Потом мы ушли в гостиную и всей семьей начали смотреть телевизор. Я уснул под американский научно-фантастический телесериал «Секретные материалы».