Переживание и молитва

В плане волевом имя есть опора и рычаг для самоуправления и самомотивирования. Равно и в плане социальном оно служит управлению и мотивированию. Но важно — как. Во-первых, «путем царя»: имя есть источник власти и средство управления («Именем короля!»). Во-вторых, «путем священника»: имя есть орудие призыва и вдохновения, психологически выражаясь, средство мотивационного смыслообразования («Во имя дружбы!»). В третьих, «путем судьи»: имя дает личности социальное право. Многими отмечалось: лагерный номер, лишающий человека имени и выводящий за пределы правового пространства, есть символическое орудие социальной деперсонализации, превращения лица в исчисляемую вещь.

В биографическом плане имя есть особая отдельная жизнь, судьба. Начало новой жизни знаменуется наречением имени (при рождении, крещении, пострижении и пр.), но и наоборот, изменение имени развязывает новую линию судьбы.

и, наконец, в плане мистическом имя есть место прививки благодати, канал для вхождения благодатных энергий («канал» в том же примерно смысле, в каком можно говорить о канале слухового восприятия, имея в виду и перцептивную функцию, и анатомический орган). В кульминационный момент церковного таинства, когда все собрание приуготовлено к восприятию благодатного действия, звучат тайносоверши-тельные формулы, включающие в себя личные имена («Кре-щается раб Божий Иоанн…», «Венчается раб Божий Иоанн рабе Божией Анне…» и т. д.).

литургические формулы рельефно обнажают фундаментальное значение имени человека как формы его соединения и связи с Богом, поскольку никак иначе, а по имени зовет всякого человека Бог: Адам, где ты? (Быт 3:9). Личностное Я мыслится часто как первоисточник действия, как подлежащее всех сказуемых о человеке, как субстанция всех предикатов, и имени в частности, так что вроде бы онтологически первично Я, а вторично имя: «Я — Иван». На деле же и онтогенетически, и онтологически имя предшествует Я. ребенок намного раньше узнает свое имя, чем свое Я. По существу, «Я» есть отклик, вторичный ответ на призыв: «Иван!» — «Я!». Я — не субстанция, не точка взора, а — «ответная энергия», реакция на зов: Я — шаг из безликого строя, состояние мобилизованности. и в этом отношении Я предшествует действию, но не как его субстанциальный источник, а как готовность и установка (в смысле теории Д.Н. Узнадзе). Этот «ответный» статус Я как отклика на призыв вполне ощутим и в развитых формах феномена личности. Стоит оглянуться на людей, по отношению к которым мы со специфическим чувством восхищенного уважения произносим: «личность!», чтобы убедиться, что в судьбе каждого из них различимо это движение всего существа навстречу какому-то зову, вызову, призыву. Быть личностью значит расслышать и принять свое призвание.

из этого краткого экскурса понятно и значение молитвенного произнесения имени, и его влияние на переживание. Когда человек возносит молитву из глубины страдания и называет себя по имени, то имя образует емкую и сильную символическую форму, которой кризисная раздробленность личности начинает собираться в цельность, обрывы самосознания срастаются в восстанавливаемую непрерывность, неуверенность получает точку опоры, а растерянность — точку отсчета, из невнятной и темной стихии чувствований пробуждается самопамятование и самосознание, возрождается внутреннее ощущение «права на бытие» и чувство личного существования. Утверждение существа личности и ее существования — таково творческое значение имени, и в этом смысле оно всегда есть имя «существительное».

Ценности и мотивы

Кроме имени, есть еще две инстанции, посредством которых личность идентифицирует себя и фиксирует либо произошедшую с ней в ходе переживания метаморфозу, либо удостоверенную самотождественность, — это ценности и мотивы.

Когда терзающийся болезненным переживанием человек подходит к одному из важнейших вопросов самопознания —

«что же такое есть во мне, что оказалось так сильно задето случившимся?», то отвечая на этот вопрос, он может открыть в себе сильный мотив или желание, которые были ранены в сложившейся критической ситуации. Молитвенная постановка таких вопросов создает условия для ценностной сублимации мотивов, а последняя, в свою очередь, открывает возможность нравственных изменений личности.