Перья

Ледер поглядел на ее силуэт в светящемся квадрате окна и сказал, что я мог убедиться сегодня, как легко напугать людей и управлять ими с помощью страха.

— Тот, кто становится вегетарианцем, способен отличать второстепенное от главного в вопросах, касающихся базисных нужд человека, — добавил он. — Про такого человека можно сказать, что он прошел половину пути к линкеусанскому мировоззрению, основанному на идее контролируемого минимального потребления.

Из окна снова раздался крик матери. Ледер сорвал усик с разросшегося по ограде дома доктора Пеледа куста страстоцвета. Сегодня он доверил мне одну из важнейших тайн нашей будущей тактики, и поэтому я должен как можно скорее явиться в штаб продовольственной армии, находящийся на данном этапе у Ледера дома, и принести там присягу строящемуся линкеусанскому государству.

— Нам предстоит еще долгий и трудный путь, мой друг! — с этими словами Ледер козырнул мне и скрылся в кружевном сине-черном сумраке ночи.

Дома меня встретил запах спирта и ДДТ. Мать и Агува производили дезинфекцию: мать оттирала стул, на который незваный гость положил свою шляпу, а ее подруга энергично чистила спинку стула, на котором Ледер сидел.

— Обожди, не заходи сюда! — остановила меня Агува. Затем она велела мне раздеться у порога и там же оставить на ночь всю мою одежду.

Мать тем временем наполнила таз водой и насыпала в него марганцовки, кристаллы которой оставляли за собой в воде извилистые пурпурные хвосты. Закатав рукав платья, она перемешала воду, окрасившуюся в яркий свекольный цвет, и сказала, что я должен окунуть туда лицо и руки — на тот случай, если на меня попала капля нечистой ледеровской слюны. Агува наблюдала за происходящим со стороны. Ее рот искривила гримаса отвращения, и она тихо проговорила, что вообще-то меня следовало бы поместить в карантин дней на сорок.

Мать вытащила руку из таза, смахнула с нее капли воды и, притянув мои пальцы к носу, спросила, почему они пахнут ржавчиной. Агува, усмехнувшись, ответила за меня:

— К колеснице сатаны прикоснулся, так что теперь его руки отмоет только огненная вода.

Они улыбнулись друг другу. Их дружба, едва не давшая трещину в ходе недавнего спора о крестиках, вернула себе прежнюю прочность с появлением Ледера, и Агуве не пришлось уходить из нашего дома, театрально хлопнув дверью — с обещанием, что нога ее больше не ступит на этот порог. Такие обещания многократно давались в прошлом и всегда нарушались ею через две-три недели под каким-нибудь благовидным предлогом. В этот раз дело закончилось миром, и Агува стала, как обычно, распоряжаться у нас. Она широко распахнула окна, чтобы воздух в доме очистился от тлетворного дыхания Ледера, бросила в раковину зеленую визитную карточку магазина вегетарианских продуктов, плеснула на нее спирта и подожгла. Пока языки фиолетово-синего пламени плясали по днищу раковины, обходя стороной скопившиеся там лужицы воды, мамина подруга метала в Ледера громы и молнии.

Мать снова и снова просила ее замолчать, напоминая, что проклятия возвращаются к проклинающим, как голуби в окно голубятни, но Агува не могла остановить изливавшийся из ее уст поток серы и огня. Уходя от нас уже за полночь, она подвела черту, объявив, что берегущий свою душу должен сторониться не только самого Ледера, но и порога его дома, потому что земля, разверзнувшись, может поглотить вместе с Корахом всех, кто окажется рядом[166]. Ровно это, считала Агува, и имели в виду мудрецы, оставившие нам поучение: «Горе злодею, и горе его соседу»[167].

3

Улицу, на которой жил Ледер, я долго обходил стороной. В ее верхней части находилась больница «Бейт га-Дегель»[168], где мне вырезали гланды прошлой зимой, и с тех пор я часто воображал себе это место и даже испытывал страстное желание вернуться туда, вскарабкаться на каменный забор и посмотреть на больных, которые, стоя у окон, тоскливо взирают на занятых своими делами прохожих. Но в то же время меня что-то удерживало от возвращения туда. Мне хотелось отвернуться от этого места, в котором — ведь так и будет? — я окажусь когда-нибудь снова и буду стоять у окна бледный, с прозрачной кожей, в истрепанном халате, и точно также буду смотреть на возвращающихся из школы детей, думая о своей печальной участи.

Но вскоре я все же нарушил и свой обет, и строгое предостережение подруги моей матери. Через несколько дней после ночного визита Ледера наш класс ездил на экскурсию в «Мисс Кэри»[169]. По возвращении автобус высадил нас у дома судьи Мани[170] напротив школы Альянса, и я, движимый неведомой силой, направился к улице Пинеса и затем побежал по ней, стараясь не обращать внимания на насмешки одноклассников. Справа от меня находилось здание больницы, источавшее, как мне казалось, тошнотворный пугающий запах. Ледер поджидал меня, стоя у окна своего дома на углу улицы Давида Елина.