Периферические монстры из дремучего леса

Движения паренька(который, кстати был примерно на тридцать пять лет старше меня) были до крайности аккуратными, и каждый новый взмах копья-посоха он старался делать так, чтобы минимально возмутить здешнюю таинственную среду. Я, признаться, едва поспевал за отрядом. Мои ноги в дырявых кедах постоянно соскальзывали и стремительно погружались в податливое дно разлагающейся органики.

Вот Микола слышит всплеск позади себя и строго цыкает:

– Да не шуми ты так! Всякую тварь еще разбудишь.

– Какую тварь? – говорю, а сам опять равновесие теряю и посох-копье громком плашмя на воду падает.

– А ты погоди немного, – невозмутимо отвечает Микола с явным сарказмом и не останавливаясь – Сам скоро увидишь.

– Хорош нагнетать, слышь, – говорю, но теперь уже ровнее иду.

Нагнал-таки подлец страху.

Шли мы так долго, молча, в основном. Говорить не хотелось потому, что голоса в таком молоке сразу в призраков превращаются. Я старался больше не шуметь, но выходило это у меня через раз. Из тумана то там, то здесь проглядывали плоские островки с темными корягами и колючими кустами. На сушу мы не забирались, пока силы позволяли идти вперед.

Мы не знали времени, но где-то через час вышли к странному месту. Туман чуть расступился и вода почище стала. Слева от себя я заметил широкий зеленый лист и на нем луковидный белый цветок на коротком стебельке качается. Похож немного на кувшинку, но форма у него чудная.

Я как Миколе на цветок показал, так он сразу переменился в лице, будто призрака увидел. Он быстро проводника-головастика за отросток хватает и поворачивается с ним ко мне. Весь серьезный такой и молчит. В руке сердце на хвосте болтается и продолжает судорожно биться, а капли крови в болота падают и расплываются алыми пятнами.

Кап-кап. Кап-кап.

– Чего ты? – говорю.

А он мне:

– Тсс!

Замерли мы с ним и почти не дышим. Скоро слышу: по воде раздается тонкий высокочастотный звук, почти незаметный, словно вдалеке гадюка своей погремушкой трясет.

– Это Курсис Эпиктус, – говорит Микола шёпотом. – Открой сумку, дальше сами пойдем.

Микола закинул сердце в рюкзак, а я его плотно на молнию закрыл, чтобы проводник не сбежал.

– Что за Курсис? – спрашиваю погодя.

А Микола уж из воды копье вытащил и над собой занёс, как индеец с амазонских лесов. И стоит такой в молочный туман глядит, что-то там выглядывает.

А я чего, хуже? Тоже так же с копьем встал. Стоим, как два индейца и погремушный треск этот проклятый никак не кончается.

– Так что за Курсис? – повторяю шёпотом.

– Цветок гадский.

– Цветок?

– Да, цветок.

– И что теперь? – говорю. – Цветок что нам сделает?

– Плохо он нам сделает, – говорит Микола, отираясь локтем от пота. – Надеюсь, пройдем.

Пошли мы дальше без сердца. Микола шаг делает и по сторонам головой медленно вертит. Я его маневр повторяю. Копья у нас над головами занесены, чтобы метнуть во врага болотного.

Через пять шагов по левую сторону разглядел я в тумане еще одно чудное растение с высоким толстым стеблем, который вверху изгибался, как фонарь уличный, и свисал над водой круглым колючим шаром светло-зеленого цвета. Как потом я узнал, это то и был Курсис Эпиктус. Просто сперва мы молодой росток увидели, а тут уже созревший организм.

Шар над водой, похожий на морского ежа размерами и формой, немного пульсировал, словно внутри сидело что-то живое. Вскоре из тумана показались еще три висячих ежа, а потом уж они были повсюду. Мы едва могли идти, чтобы не задевать их. Мы не знали, откуда ждать опасности, а потому двигались медленно, постоянно оборачиваясь туда-сюда. Вдруг, Микола остановился.

– Стой! – резко так говорит и смотрит в одну точку.

Я встал и смотрю, куда и он. А он смотрел на колючий шар, из которого через нижнюю дырочку стекала желтая слизь.

– Что это? – тихо так, с замиранием спрашиваю.

– Сейчас появится, – говорит Микола и копье сильнее все сжимает. – Будь на чеку!

Куда уж больше на чеку то быть? Я на таких нервах, что крокодила бы убил одним ударом.

Вскоре колючий шар надулся, увеличился раза в полтора, по нему пошла судорога и наружу исторглось нечто розовато-желтое. Оно булькнуло в воду, погрузилось, и тут же всплыло обратно, сочась желтой слизью. Штука выглядела, как огромный вареник, такой же полукруглый и толстый с одной стороны. Мы нацелились, но копья швырять не решались. Расстояние было слишком велико, а мы все-таки не родились амазонскими индейцами.

Настоящий страх я испытал тогда, когда у розового вареника на макушке открылись слипшиеся круглые глаза, а потом приоткрылась и вся пасть со множеством мелких острых зубов. А пасть у этой твари была во все туловище.

Розовая тварь моргнула черными глазами-шарами и вдруг стремительно, словно под ней работал лодочный мотор, двинулась к нам со скоростью в десять узлов. Задолго до контакта Микола прицельно обрушил копье в зубастого младенца. Он продырявил его насквозь. Из-под древка брызнула черная кровь. Зубастый вареник засел на копье так, что Миколе пришлось махнуть им в сторону, чтобы тот слетел прочь.

– Чуть не попались, – вздыхаю я с облегчением.

– Сзади! – бьет тревогу Микола.