Периферия, или Провинциальный русско-калмыцкий роман

А что, писать не о чем? В стране идет настоящая гражданская война власти против собственного народа. Продолжительность жизни среднестатистического российского мужика — 58 лет, два года не доживает до пенсии статистический наш гражданин мужского пола. По официальным данным МВД на российских просторах 2,5 миллиона беспризорников. Это же мина замедленного действия! Те из них, кто не умрет, не сопьется или не сторчится, не превратится в безвольных бомжей и проституток, вырастут волками, люто ненавидящими весь мир за свое «счастливое детство». На что, большевики, не склонные к церемониям и сантиментам, сразу после гражданской поставили решать проблему детской беспризорности не кого-нибудь, а Железного Феликса. Стало быть, понимали, что нельзя своими руками взращивать «пятую колонну».

Мальчишек-солдат, из рабочих и крестьян, пачками швыряют в горнила «горячих точек», не объяснив им, за что они складывают свои головы. За собственный дом, которому, вроде, пока никто не угрожает, а в некоторых случаях его и вовсе нет? Или за Россию Абрамовича, Дерипаско, Потанина и компании? Армию на словах начали превозносить, но реальные факты говорят о противном. На телеэкранах мундирная мишура на плацу, а в реальной жизни со школьников, то есть, с их родителей, собирают по 20 рублей на пасту и зубные щетки для солдат. Наш флот начал совершать «потешные» походы к берегам Латинской Америки, а завод по выпуску «Мигов» уже не в состоянии выдавать их сериями, могут вручную собирать в год не более 7-ми штук. Единственный в стране завод-лаборатория, занимающийся разработкой химических технологий, не работает четвертый год, захваченный по фальсифицированному судебному решению «новыми хозяевами». Возникает резонный вопрос: а куда смотрит Верховный главнокомандующий, гарант обороноспособности и безопасности России? За последние восемь лет порезали на металл и вывезли за границу несколько десятков тысяч заводов, построили — ноль. Старушки-пенсионерки за неделю до выдачи очередного пособия для выживания вынуждены копаться на помойках и собирать бутылки, чтобы купить себе хлеб. Ртутному столбику на градуснике алкоголизма и наркомании давно уже не хватает шкалы. Громадная масса неучтенного народа живет на мусорных свалках.

Ты, Герля, видела норы на элистинской свалке, в которых обитают «черные» люди? Люди, представляешь! Это так не похоже на рязяновский святочный кинорассказ, где жизненная правда искажена до уровня издевательского стеба над «героями» фильма.

Тут не писать, а кричать надо! Но молчат «инженеры человеческих душ». Тогда, любезные, не рядитесь в белые одежды «совести нации», вам более к лицу ажурные чулки и другие аксессуары представительниц древней, но, в определенном смысле, более полезной профессии!

Герля вставила:

— На мусорных свалках живут неудачники.

— Да брось ты эту человеконенавистническую гайдаровскую теорию! Не может тридцать процентов населения быть неудачниками!

Ты знаешь, Герлюша, какой эпизод больнее всего резанул меня по сердцу? Как-то, в самый разгар гайдаровских реформ я оказался по служебным делам в Москве. Шел по Пятницкой, а там, в дворы-колодцы ведут такие же длинные, «прорубленные» в зданиях колодцы-проезды. Вдоль стен обычно свалена всякая рухлядь и стоят мусорные ящики. Иду я себе прогулочным шагом, глазею по сторонам. Совершенно случайно повернул голову и в одном из этих проездов во двор вижу такую картину. Чистенькая, интеллигентная московская старушка (не бомжиха или пьянчужка какая-то) в поношенном, но аккуратном пальтишке с потертым барашковым воротником, в шляпке (только вуалетки не хватает) стоит у мусорного контейнера. Стыдливо оглядываясь по сторонам, чтобы кто-нибудь не заметил, не дай Бог, быстренько-быстренько достает что-то из помойного бака и складывает в целлофановый пакет, спрятанный между полами пальто. Совестно ей на людях побираться! Тошно мне стало, будто сам я заставил эту бабушку объедки собирать! До чего своих одиноких стариков довели, гниды вислопузые! Вот вам — «золотая осень жизни», дорогие наши пожилые соотечественники!

Олег после длительного словоизвержения почувствовал, что горло пересохло. Он плеснул в стопку водку, выпил, запил томатным соком и заметно заплетающимся языком снова «завел свою заезженную пластинку»:

— Писателю, как я думаю, совсем не обязательно фрондировать, стоять в радикальной оппозиции к власти. Но он должен быть неудобной соринкой в ее глазу. И определенную дистанцию от любой власти писателю полезно держать. А то, приблизившись к ней на более интимное расстояние, он рискует стать придворописцем.

А ты помнишь, Герлюша, начало этого гнусного процесса разрушения общественного сознания, который начался с приходом к власти Михаила Меченого, и в котором не последнюю роль сыграла творческая интеллигенция, в том числе и многие «инженеры душ»? В этой программе журнал «Огонек», возглавляемый господинчиком Виталием Коротичем, человеком с хитрыми, заплывшими, прищуренными глазками, сытыми щечками-ватрушками и вечной улыбочкой-маской, стал одним из основных орудий.