Периферия

Я кивнул, слегка покривив душой. Не знаю почему, но я ждал от встречи чего-то большего. К тому же оставалось муторное чувство, что меня ухитрились обойти в игре, которую затеял я сам.

Тем временем Эльвира принялась копаться в сумочке.

— Держи, дозорный!

Мне на колени упала пачка каких-то бумаг.

— Что это? Архивы графа Дракулы?

— Хуже, — не поддержала мою иронию Эльвира. — Смотри сам, а потом скажи, что ты об этом думаешь.

Я добросовестно принялся разглядывать бумаги. Это оказались ксерокопии с какой-то медицинской документации — я не силён в больничном делопроизводстве, поэтому не смог определить, что из себя представляли оригиналы. Насколько я мог понять, речь шла о приёме крови от доноров. Неразборчивые штампы и вписанные нарочито неудобочитаемым почерком названия принадлежали практически всем больницам города, начиная от единственной официальной станции переливания крови и кончая поликлиниками крупных предприятий.

— Вы что, наладили собственную индустрию заготовки? — поинтересовался я. — Вообще-то всё это абсолютно незаконно… Странно. А почему на каждом листе — строго по двенадцать фамилий доноров?

— Решай сам. Я всё-таки не нанималась делать за тебя всю работу, — ответила Эльвира.

Она поднялась из-за столика и пошла к выходу. В отличие от собратьев шла она совершенно открыто, не пользуясь даже заклятьем незначительности.

Я остался сидеть, тупо перебирая ксерокопии. Никаких идей по поводу того, что из себя представляют эти документы и зачем вампирше понадобилось мне их передавать (судя по прощальной ухмылке Драгомира — с его ведома или даже по прямому указанию), в мою голову не приходило.

Остаток дня я всё так же мотался по городу. Две трети нашей работы основано на случайностях — шёл по улице, заметил непорядок, "пришёл, увидел, победил". Деятельность Дозора всегда носила отчасти хаотический характер — никогда не знаешь заранее, откуда придёт информация. Однако для того, чтобы случайности работали, нужно не сидеть сложа руки, а искать их. Я и искал, по-прежнему не зная, что именно хочу узнать.

Всё так же мучила совесть, но с грехом пополам я смог сам себя убедить, что мой сегодняшний разговор с вампирами целиком укладывается в "принцип неопределённости", о котором мне рассказывали на курсах подготовки оперативников: чтобы получить какую-то информацию о противнике, приходится мириться с тем, что противник в свою очередь получит информацию о тебе и твоих целях. И вообще, сказано же было: "Проникая в коварные замыслы врага, трудно не проникнуться его коварством".

Ничего нового я, разумеется, не узнал. Всё то же самое, включая неясное давящее ощущение угрозы. Пересекшись пару раз со знакомыми из штатских Светлых, я осторожно поинтересовался их самочувствием. Как ни странно, никто из них не ощущал ничего необычного. Из этого факта можно было сделать три вывода:

— Твердислав прав, и меня давно пора было гнать из Дозора за профнепригодность и склонность к галлюцинациям;

— Работает моя повышенная чувствительность — в конце-то концов, не зря же я заработал своё прозвище!

— Угроза есть, но она касается исключительно меня самого, а я постепенно становлюсь достаточно сильным Иным, чтобы чувствовать вероятности.

Последнее соображение хотя и льстило моему самолюбию, но ничего хорошего на самом деле в нём не было. Едва ли я успел нажить в Осколе персональных врагов. Строить козни рядовому дозорному, пусть даже случайно оказавшемуся в нужное время в ненужном месте, было слишком уж нелогичным занятием для любого здравомыслящего Тёмного.

Правда, как показывают последние события, со здравым мышлением Иных у нас давно уже были существенные проблемы.

Домой я вернулся, когда уже стемнело, усталый и недовольный. День казался потраченным абсолютно зря. Не хотелось ни думать, ни действовать. Честно говоря, вообще уже ничего не хотелось.

Устал я, устал как собака — гончая и бешенная. От целого дня ходьбы ныли все мышцы, включая, по-моему, даже мимические. Болела поясница. Неудобное место, трудно достать рукой, а направлять рабочие потоки энергии простым усилием воли я пока что не умел. Не удержавшись, я мысленно пожелал этому недоделанному халферу-каратисту испытать как-нибудь на своей шкуре последствия "прямого проникающего", после чего раскаялся и потратил полминуты на то, чтобы развеять отправившуюся в путь маленькую, сантиметра три, "воронку".

Плюхнувшись в кресло, я включил телевизор. Пощёлкав пультом, я наконец нашёл что-то более или менее осмысленное — какой-то очередной сериал из жизни то ли бандитов, то ли ментов. Их вообще последнее время трудно различить, а у нас, в "красном" Осколе — особенно. Иногда у меня складывалось впечатление, что в городе нет серьёзной организованной преступности лишь потому, что все местные "крёстные отцы" сидят в приземистом сером здании на улице Ватутина с барельефом Дзержинского возле входа…

Добросовестно пропялившись в экран до конца фильма, я всё-таки собрался с силами и чуть ли не за уши выволок себя из кресла — надо бы наконец чем-нибудь поужинать.