Периферийная империя: циклы русской истории

Нефтяные доходы были далеко не единственным источником роста экономики при Путине. Однако именно сверхприбыли, получаемые от продажи сырья, позволяли правящим кругам на протяжении 2000-х годов одновременно удовлетворять требования и интересы самых различных групп, зачастую находившихся в конфликте между собой. Соперничающие корпорации получали возможность укреплять свои позиции, не вступая в противоборство, аппетиты всех основных бюрократических группировок учитывались в равной мере. А заработки трудящихся повышались без ущерба для прибыли предпринимателей. Именно эта способность удовлетворить всех одновременно предопределила и стабильность политического режима Путина и его невероятную популярность в обществе. Другое дело, что подобное процветание оказывалось крайне неустойчивым и зависело от состояния дел в мировой экономике больше, чем от собственной политики государства [850].

Несмотря на все опасения и дурные новости, приходящие из-за рубежа, президент Путин заканчивал свой второй срок на фоне стабильности и порядка. Миссия была выполнена. Российский капитализм приобрел устойчивую форму – на политическом и экономическом уровне. Сигналы неблагополучия, раздававшиеся то там, то здесь, не шли ни в какое сравнение с весомыми и ощутимыми успехами, достигнутыми за 8 лет пребывания президента у власти. Режим Путина сумел завершить работу, начатую при Борисе Ельцине, и придать наспех возведенному зданию буржуазного общества некоторую стройность. В этом плане два президента как нельзя лучше воплощали две фазы реставрации капитализма (первый решал преимущественно задачи разрушения, второй – созидания).

Передавая весной 2008 года полномочия своему преемнику Дмитрию Медведеву, второй президент России мог считать свою миссию в Кремле успешно выполненной. Население покорно проголосовало на президентских выборах за предложенного ему кандидата. Следующему кремлевскому лидеру предстояло лишь украшать и улучшать здание русского капитализма, сооруженное его предшественниками, придавая ему, насколько возможно, черты европейской респектабельности.

Однако, вернувшись на периферию капиталистической миросистемы, Россия XXI века воспроизвела в новой форме те же противоречия, что были свойственны для империи Романовых в конце XIX века, и тем самым обрекла себя на повторение все тех же драм, которые уже неоднократно потрясали ее в ходе предшествующей истории.

Итоги путинского процветания удивительным образом напоминали результаты деятельности графа Витте: подъем промышленности, укрепление рубля и даже определенный социальный прогресс были налицо, несомненным был и рост влияния страны в мире. Только мир этот на полных парах несся к катастрофе.

Новая Россия, украсившая свои знамена царскими двуглавыми орлами, гордящаяся имперскими традициями и мечтающая о продолжении былой славы, заняла то же место на периферии глобального капитализма, что и держава Романовых.

И какие бы спасительные меры ни предпринимали политики в Вашингтоне, Берлине и Лондоне, сколько бы ресурсов ни затрачивалось на парирование очередных финансовых или биржевых кризисов, сколько бы денег ни платили журналистам, пропагандирующим успехи свободного предпринимательства, все это не отменяло фундаментальных противоречий данной системы.

Капитализм двигался к новым потрясениям, и российская элита уверенно заняла место в первых рядах.

Заключение

В конце 1980-х и в начале 1990-х пропаганда торжествующей реставрации упорно доказывала бессмысленность жертв, принесенных советским народом на протяжении XX века, и незначительность его достижений. Жертвы действительно были чудовищными и далеко не всегда необходимыми. Но они не были бессмысленными. Достижения советского периода были совершенно реальны. Это не оправдывает сталинизм, точно так же, как перемены, произошедшие в Европе под влиянием наполеоновских войн, не оправдывают в моральном плане авторитаризм и агрессию.

Трагедия в том, что реставрация нисколько не исправляет последствия совершенных революционными и постреволюционными режимами преступлений и ошибок. Именно катастрофа 1990-х годов доказала «от обратного» позитивную значимость советского опыта. Но парадоксальным образом именно разрушение результатов советской модернизации в период «неолиберальных реформ» действительно ставит итоги XX века под вопрос, грозя сделать бессмысленными все принесенные жертвы. Деятельность реформаторов, таким образом, объективно оказалась не преодолением, а усугублением преступлений Сталина. Ибо воскресить погибших в концлагерях уже никак невозможно, а вот разрушить большую часть того, что было создано и оплачено этой кровавой ценой, за что заплачено было миллионами жизней и исковерканных судеб – на это реформаторы оказались вполне способны.

Русское историческое самосознание постоянно пребывало в поисках «золотого века», великого прошлого. Таким «великим прошлым» для Московского царства была Киевская Русь и слившаяся с ней в едином культурном мифе Византийская империя.