Периферийная империя: циклы русской истории

Однако крах СССР отбросил страну назад не только по отношению к реальным достижениям советского периода, но и по отношению к временам царской России. Ибо петербургская империя, при всей её периферийности, всё же была способна играть самостоятельную роль в мировой политике. Новая Россия, возникшая на руинах советского эксперимента, была к этому неспособна. В известном смысле она сумела синтезировать все худшие традиции как петербургского, так и советского периода. Она унаследовала имперское сознание без империи и комплекс национальной неполноценности без пафоса социальных преобразований. В ней сложилась элита, презирающая собственную страну до такой степени, что это уже приобретало анекдотические черты. Эта элита, по крайней мере, на первых порах, была последовательно «пораженческой», в том смысле, что именно неудача Советского Союза в «холодной войне» обеспечила ей доступ к новым привилегиям и позволила интегрироваться в мировой правящий класс. Это была типичная элита эпохи реставрации — самодовольная, склонная к поиску сиюминутных наслаждений, безответственная. Однако противостояла ей оппозиция, черпавшая вдохновение в самых мрачных периодах отечественной истории и самых ретроградных идеологиях (как доморощенных, так и импортированных). Сочетание клерикализма, ностальгии по тоталитарным сторонам советского прошлого, этнического национализма, антисемитизма и исламофобии оказалось своеобразной формой идеологического компромисса, объединившего лидеров официальной оппозиции. Таким образом, политическая дискуссия свелась к спорам между элитой, неспособной модернизировать страну, и официально признанной «контрэлитой», вообще не желающей модернизации.

Такая ситуация была предельно выгодна для олигархического капитализма, восторжествовавшего в России 1990-х годов. Однако воспроизводилась она не только оттого, что была выгодна властям, но и в силу тяжелейшей психологической депрессии, в которой оказалось общество после произошедшей с ним катастрофы.

Жизнь не по средствам

В начале 1990-х годов научная интеллигенция воспринимала себя как потенциальную контрэлиту, которая сможет прийти на смену выдохшейся партийной бюрократии. Отдельные представители «образованного общества» действительно достигли впечатляющих высот во власти и бизнесе, но большая часть интеллигенции катастрофически деградировала.

«Либеральный лозунг приватизации во имя прогресса, свободы и преодоления застоя, — пишет Алла Глинчикова, — одни восприняли как путь к ослаблению и ликвидации информационно-управленческого неравенства и привилегий, другие, напротив, как средство их усиления и упрочения. Обе элиты сделали ставку на экономические и технологические преобразования, ожидая позитивных для себя плодов»[798]. Кто победил в 1990-х годах, было более чем очевидно. Однако оставалось неясно, насколько полной и окончательной была эта победа. Периферийная интеграция России в мировую экономику и соответствующая ей олигархическая модель социально-политической организации привели страну к столь острому кризису, к столь очевидным и неразрешимым противоречиям, что новый раунд общественной борьбы оказался неизбежен.

Для той экономики, которая возникла в России по итогам неолиберальных реформ 1990-х годов, общество оказалось слишком образованным. Несмотря на резкое снижение жизненного уровня, страна «жила не по средствам», поскольку сложившаяся общественная система не могла обеспечить населению даже минимальных условий цивилизованного существования. С другой стороны, ни государственная бюрократия, ни олигархия не могли позволить себе «довести реформы до логического предела». Вначале 1990-х страна пережила социальную катастрофу, выразившуюся в резком снижении уровня жизни для большинства жителей при одновременном столь же резком росте имущественного расслоения. Спад потребления на внутреннем рынке был наиболее чётким показателем произошедших перемен. В 2003 году либеральная «Новая газета» сообщала: в 1980-х годах «на одного гражданина приходилось потребительских расходов $500 в месяц. Сегодня $60». По данным той же газеты, «$1.5 трлн. рабочего капитала России сожжены «реформами». Эти ресурсы выкачаны за рубеж»[799].