Феодота была красавицей, и если продавала своё тело, то совсем не так, как её девушки, эти ласточки, зайчики, комарики, светлячки, милашки, факелочки, воробышки, пчёлки и тигрицы, как называла их Феодота, да и не только она — такие у девушек были прозвища. У самой же Феодоты было прозвище Слоновая Кость — так прекрасно, словно изваянное из слоновой кости, было её тело. Она выставляла его за большие деньги напоказ художникам и скульпторам, приходившим полюбоваться ею с толпами мужчин, которые, распалившись, отправлялись затем к её «зайчикам» и «милашкам». Она могла бы и не содержать порнею, но это была родовая собственность, от которой Феодота не могла бы отказаться даже в том случае, если бы захотела: эта порнея была такой же достопримечательностью Афин, как, скажем, храм Афродиты, и не могла переходить из рук в руки, как какая-нибудь игрушка — от перемены владельца всякая собственность, как известно, портится, а публичный дом тем более: там надо строго придерживаться старых традиций — ведь в искусстве любовных утех мало что меняется от века к веку, — надо соблюдать раз и навсегда установленный порядок, умело подбирать девушек и заменять достойными, когда красота их увянет, а любовный жар угаснет. Такое умение хорошо передаётся только по наследству, и тут закон требует владельцев порнеи не менять. И прабабка, и бабка, и мать Феодоты были гетерами, не просто потаскушками, которых в Афинах называют также «мостовыми», «ремесленницами», «подстилками», «бегуньями», «подметалками», «квашнями» и ещё десятком других имён. Гетера — это спутница, подруга, женщина дорогая, для избранных, состоятельная, умная и красивая, с которой можно не только развлекаться в постели, но и вести интересные беседы. Она в состоянии украсить собой любой симпосий, пир богатых и умных мужчин. Гетерой станет и дочь Феодоты, которой теперь лишь семь лет, — говорят, что Феодота родила её от стратега Кимона.
Феодота долго и внимательно разглядывала Аспасию, дважды обошла её вокруг, словно перед нею стояла не девушка, а изваяние, затем остановилась шагах в трёх-четырёх, взмахом руки отослала прочь брата и слуг и, когда они остались вдвоём на просторной, увитой плющом и виноградом веранде, сказала:
— Повтори, как тебя зовут.
— Аспасия.
— Хорошее имя. Ты и собою хороша. Очень хороша, — добавила она после краткой паузы. — И стройна, и красива лицом, и рост у тебя хороший. Афиняне не любят коротышек, низкорослых. Даже маленькие мужчины любят высоких женщин. Знаешь, как они говорят о высоких женщинах? — весело улыбнулась Феодота. — Они говорят: по высокой лестнице можно добраться до небес. Сколько тебе лет? — спросила она, внимательно вглядываясь в лицо Аспасии.
— Шестнадцать.
— Так, — облегчённо вздохнула Феодота. — Прекрасный возраст. Петь, танцевать умеешь?
— Умею.
— Играешь ли на флейте, на кифаре?
— Да, и на флейте и на кифаре.
— Умеешь ли читать?
— Умею. Читала и Гомера и Гесиода. — Про то, что читала рассказы о похождениях Эрота, Аспасия умолчала: возможно, Феодота захочет преподать ей несколько уроков искусства любви, поэтому не так уж плохо притвориться приготовишкой в этих делах. Учить учёного — радости мало, сам можешь показаться дураком. А неучёный благодарен учителю за каждое слово и тем несказанно радует его.
— Что умеешь ещё? — спросила Феодота.
— Не знаю, — простодушно ответила Аспасия.
— Хорошо, — не стала донимать Аспасию вопросами Феодота. — Сейчас мои служанки помоют тебя, причешут, накрасят и всё такое. Посмотрим, как ты будешь выглядеть в праздничном наряде... Уверена, что станешь неотразимой. — Хлопнув в ладоши, Феодота позвала служанок и повелела им отвести Аспасию в ванную комнату.
— Что у тебя в сундучках? — поинтересовалась Феодота, когда Аспасия уже вместе со служанками покидала веранду. — Покажешь мне потом?
Это был самый приятный вопрос: Феодота, задав его, тем самым как бы открылась — да, она женщина, обыкновенная женщина, любопытная, которой нравится заглядывать в сундучки и шкатулки других женщин, где хранятся наряды, украшения, благовония, пудры и мази, щипчики и пилочки, всякие мелочи, которые могут рассказать об их владелице больше, чем самые откровенные слова.
Ванная комната, куда привели Аспасию служанки, была просторной, с мозаичным полом, со стенами, выложенными разноцветными изразцами, из которых складывались рисунки цветов, экзотических растений, животных и птиц. Здесь было светло, приятно пахло. Лежаки для умащивания тела благовониями, красивые сосуды и шкафчики — всё сияло чистотой.
— Я хотела бы воспользоваться своими натираниями и содой, — сказала служанкам Аспасия. — Принесите мои вещи и тот сундук, в котором одежда.
Не успела Аспасия раздеться, как вместе со служанками, принёсшими сундуки, в ванную вошла Феодота.
Бросила быстрый взгляд на обнажённую Аспасию, потом на сундуки и спросила:
— Покажешь, что у тебя там?