Перикл

Богач Каллий — шурин изгнанного, не без участия Перикла, стратега Кимона, отважного Кимона, беспутного Кимона, щедрого Кимона, мудрого Кимона. В том, что Кимон отважен, беспутен, щедр, что он был первым красавцем и первым кутилой в Афинах, Перикл не сомневался. Сомневался же в его мудрости — Кимон никогда и ничему не учился. Но толпа всегда считает мудрыми тех, кто одерживает победы над врагами. У Кимона таких побед было много — тут надо отдать ему должное. Он отличился в битве при Саламине, которую возглавил Фемистокл, и, может быть, поэтому занял место Фемистокла, когда тот был изгнан из Афин. Почти все военные походы Кимона завершались победой. Он был создателем Делосского союза. Отец Кимона Мильтиад прославился в битве с персами при Марафоне, Кимон — в битве с персами при Эвримедонте, когда он одержал блестящую победу на суше и на море. Он же, Кимон, заключил с Персией выгодный для Эллады мир и подписал с Артаксерксом мирный договор. Тогда в посольстве, которое было отправлено в Сузы к Артаксерксу и которое возглавил сам Кимон, находился его зять Каллий, ныне почтенный Каллий, один из самых богатых афинян. Каллию и потом доводилось встречаться с персидским царём. Поэтому, когда было решено направить к Артаксерксу посольство, возглавить это посольство поручили Каллию. В народе поговаривали, правда, что Каллий в отместку за изгнание своего тестя может сорвать переговоры с Персией или завести их в тупик, но эти опасения были неоправданными: Каллий не настолько любил Кимона и его сестру, свою жену, — все знали, что у Каллия несколько любовниц, — чтобы навредить Афинам на переговорах с Артаксерксом, который давно отступился от договора, подписанного с ним Кимоном, — постоянно угрожает независимости ионийских городов, его суда рыскают по Эгейскому морю, его армия нанесла поражение афинянам в Египте... Поражение, из которого Перикл постарается извлечь столько пользы, сколько не принесла бы победа: враг силён и коварен — и, стало быть, надо всемерно перед лицом очевидной опасности укреплять союз греческих городов — Афинский союз! Надо пополнять союзную кассу — нужен сильный флот, нужна сильная армия, нужно защищать от возможного похищения саму кассу и перенести её с Делоса на неприступный афинский Акрополь. Надо, наконец, укреплять могущество и славу самих Афин! Кто станет противиться всему этому перед лицом опасности, о которой напомнило всей Элладе поражение афинян в Египте?! Никто. Но мир с Персией нужен: могущество, богатство и слава Афин будет лишь прирастать длительным миром.

Для народа поражение — плохо, мир — хорошо. Народ — не политик. Политик должен извлекать выгоду из всего: из победы и поражения, из мира и войны. Великий политик — великую выгоду. Человеку честному эта истина не доставляет удовольствия, но она сопряжена с пользой для отечества, а потому терпима. Счастлив тот, кто занят лёгким и радостным трудом. Политик не может рассчитывать на счастье...

Если Каллий заключит с Артаксерксом выгодный и длительный мир, надо будет вернуть Кимона в Афины. С этой мыслью Перикл вошёл в Тол ос, где его уже ждали стратеги и Каллий. Договор, который решено было предложить Артаксерксу, обсуждался до утра...

Жена ни в чём не могла упрекнуть Перикла: это было не в обычае греческих жён — упрекать в чём-либо своих мужей, если они не дома проводили ночь. Давно — раз и навсегда — было установлено и внушено всем женщинам, что мужья, если они проводят ночь не дома, занимаются важными делами. В перечень этих важных дел входило всё, чем могли по ночам заниматься мужчины: пирушки, посещение «домов радости», любовниц, тайные собрания, иногда, конечно, дела, но чаще всего развлечения. Перикл и прежде часто отсутствовал по ночам — этого требовали иной раз действительно важные и срочные государственные дела.

Жена ни в чём не упрекнула его, но он сказал ей:

   — Я провёл эту ночь с любовницей.

Она подняла на него удивлённые глаза.

Он повторил:

   — Я провёл эту ночь с молодой любовницей.

   — И что? — спросила жена.

   — Тебя это не злит?

   — Нет. Ты сказал — и я не злюсь.

   — А если бы я не сказал?

   — Тогда бы я ничего не знала и тоже не злилась бы.

Они завтракали за семейным столом: Перикл полулежал на ложе, жена сидела рядом на табурете. Детей за столом не было: Ксантиппу и его жене отвели часть дома, там была своя кухня и стол, Парал, младший сын, ушёл с дядькой в палестру. Завтрак был поздний, Перикл немного поспал перед тем, как выйти к столу — ночь оказалась более утомительной, чем если бы он на самом деле провёл её с любовницей.

   — Скажи проще: мои любовные дела тебя не волнуют.

   — Поскольку нет никаких любовных дел между нами, — ответила жена. — И уже давно, — добавила она и отвела глаза. С тем, должно быть, чтобы Перикл не прочёл в её глазах обиду: всякой женщине обидно, если муж не желает её.

   — Дети выросли, — сказал он.

   — Дети, конечно, выросли, — согласилась она.

   — Что ты скажешь, если я отдам тебя в жёны Филократу? — спросил он, понимая, что поступает жестоко.

Жена коротко всхлипнула, тут же утёрла слёзы и ответила тем же тоном, что и раньше: