Как бы ни были преувеличены выводы Фальмерайера насчет греческого [93]
элемента в Греции, присутствие славян в Пелопоннисе даже в XIII в. подтверждается бесспорными источниками. В Морейской хронике можно найти известие о племени милинги; в ней описывается, как это племя боролось с крестоносцами за независимость, как вступало в переговоры с французами и как старейшины созвали вече, на котором разделились мнения: одни стояли за подчинение французам, другие — за борьбу до конца. Это и подобные места из хроники о колонии милингов в XIII ст. в Пелопоннисе несомненно имеют важное значение для слависта — ибо милинги характеризуются такими чертами в их общественной жизни, о которых мы находим мало известий в византийских источниках. Для самой славянской общины византийцы употребляют различные выражения, напр, κοινόσης, κοινωνία, ομάς των χωρίων ομάδες, ανακοινώσεις, κωμητουρα, μητροκωμια, последнее по-славянски всего правильней передать посредством жупа, как административная и финансовая единица. Эти выводы об общине, насколько они извлекаются из византийских известий, само собою разумеется, должны представляться нам очень любопытными на том основании, что по другим источникам нет никакой возможности выделить в понятии общины и поставить в связь семейно-родовой, общинно-земельный, общинно-финансовый и административный и общинно-политический элемент в общине.Можно сделать следующие выводы на основании этой экскурсии в область византийского права и земельных отношений.
1) Изучая законодательные памятники, относящиеся к мелкому землевладению, мы пришли к выводам о [94]
/Глава XI
СЕВЕРНАЯ ГРАНИЦА ИМПЕРИИ. ПЛАНЫ СИМЕОНА БОЛГАРСКОГО
ОТНОСИТЕЛЬНО ИМПЕРИИ. СЕРБЫ И ХОРВАТЫ [95]
Вследствие широкой просветительной миссии, начатой Константинопольским патриархатом как в Моравии, так и в других странах, в особенности на Балканском полуострове, цари Македонской династии должны были для поддержания церковной политики и для противодействия императорам Каролингского дома сосредоточить особенное внимание на своих европейских владениях. Если притязания на господство в Южной Италии могли быть внушаемы мировластительными и до известной степени фиктивными империалистскими побуждениями, то удержание господства на Балканском полуострове составляло насущный интерес Византии и она не могла пожертвовать этим в пользу соперников. Так следует объяснять продолжающуюся через весь византийский период ожесточенную борьбу из-за господства на Балканском полуострове между империей и Болгарией. Этим объясняется глубокое значение тех отношений — культурных и военных, — которые предстоит нам изучить в настоящей главе.
Первый христианский князь Борис-Михаил, при котором завязались тесные отношения между империей и Болгарией, счел полезным послать сына своего Симеона в Константинополь, где болгарский княжич получил прекрасное образование и изучил греческий язык, на котором мог объясняться и хорошо писать. Когда Борис в 889 г. добровольно сложил власть и удалился в монастырь, вступивший на престол старший сын его Владимир под влиянием партии, придерживавшейся старых верований, задумал произвести переворот и ввести снова язычество; это заставило старого князя снова возвратиться к делам, лишить престола Владимира и вывести на княжеский стол младшего сына Симеона (893). Правление этого князя составляет эпоху в истории Болгарии, которой суждено было под его правлением начать новую политическую жизнь и заложить прочные основы для дальнейшего развития болгарского народа. Хотя Симеон, как можно догадываться, проходил в столице империи ту же школу, в которой образовался и царь Лев, но он вынес из нее гораздо больше, чем византийский царевич. Не менее его знакомый с греческими писателями духовными и светскими и не хуже его усвоивший требования риторики и ораторского искусства, Симеон, однако, не сделался кабинетным ученым и не ограничился теориями, создаваемыми на основании книжного изучения, а, напротив, был государем весьма живого и разнообразного ума, который способен питаться широкими практическими планами и находить материальные средства для их осуществления. Основной задачей жизни Симеона было разгромить Византийскую империю и самому стать царем в Константинополе. Само собой разумеется, что для гор- дых своим прошлым и претендующих на первенство во всем мире греков подобное притязание болгарского князя, едва успевшего сбросить с себя язычество и грубость варвара, могло казаться сумасбродством и нимало не обоснованным самохвальством.