/К концу X в. языческая Россия порывалась к Византии всеми необузданными влечениями своей беспокойной природы. Столица империи не раз дрожала перед русскими полками. Составилось убеждение, перешедшее в мистическую литературу, что городу не устоять и что в конце концов он будет взят Русью. В многочисленных церквах наполненного святынями Цареграда читали акафист Богородице, восхваляя оказанную против русских помощь и умоляя о спасении против новых нападений. Святослав дал новое направление походам руси на Константинополь, показав, что при лучших обстоятельствах можно подойти к Константинополю с суши, и притом с болгарами. Но Русь врывалась в Византию не только своими завоевательными стремлениями, она давала о себе знать и некоторыми человечными сторонами: желала во что бы то ни стало установить правильные торговые сношения, выхлопотать привилегии для обмена своих произведений на греческие, интересовалась устройством быта и в особенности верой. Что же думала тысячелетняя империя и ее мудрые патриархи, цари и вельможи об юном народе, который так настойчиво привлекал к себе внимание их? Уж не в том ли вся тайна дипломатии византийской — подкупать и вооружать один варварский народ против другого и строить свое благо на погибели слабейших?
Нет,
В византийской литературе я не знаю более изящного выражения той мысли, что культура и духовные преимущества нации в конце концов всегда возобладают над варварством и дикой силой, как следующее место просвещеннейшего эллина XII в.
Итак, Византия хорошо сознавала высокие преимущества своей культуры и образованности и, уступая внешней силе, не выпускала из рук орудий нравственного влияния.
Вы догадываетесь, что
В русской литературе на этот счет нельзя указать установленного и господствующего мнения. Чаще, впрочем, раздаются порицательные приговоры о Византии и высказываются неблагоприятные мнения насчет качеств наших заимствований от греков.