Период распада

В числе прочих он встал, поправил экипировку — специального обвеса у них не было, и они спускались по тросам, цепляясь за него руками в перчатках. Вертолет огромным шмелем навис над зданием, его шестерка шла через хвостовую аппарель, выпускающий — американский бортстрелок, махал руками и орал «давай-давай», ему было неприятно то, что он не может стрелять из своего пулемета, и он хотел, чтобы румыны покинули борт как можно быстрее. Капрал десантировался вторым, руки привычно захватили в замок толстенный трос, секунда полета, даже не успел обжечь руки — и ноги коснулись старого шифера, который неприятно хрустнул. Как это было вдолблено сотнями тренировок на десантировании, капрал прыгнул влево, освобождая дорогу следующему, шифер под ногой уже ощутимо треснул. Он не потерял равновесие — но грохнулся на крышу, раскинув руки и опасаясь с нее съехать. Рядом упал еще кто-то, шифер хрустнул, и он выругался последними словами — а потом на шифер грохнулся толстенный, в детскую руку толщиной трос с американского вертолета, что значило — десантирование завершено.

Вверху оглушительно забухтел пулемет, капрал перевернулся на спину и увидел уплывающий вверх американский борт, стрелка-наблюдателя у откинутой хвостовой аппарели и пламя, пульсирующее на дульном срезе американского крупнокалиберного пулемета. Пулеметчик бил по чему-то, что располагалось рядом со зданием…

— Крепить тросы! — заорал командир.

Тросы они укрепили, и первым делом, укрепившись за трос, на самый край крыши, встал шестой, парень по имени Илие, прикрывающий пулеметчик-один, и он же сразу открыл огонь из своего ПК.

— Пошли! На сброс! Быстрее! Гранаты!

Американцы их учили, что самое главное — это удерживать инициативу, доминировать, постоянно делать то, что тебе нужно, а не то, что навязал тебе враг. И потому по команде капрал отстегнул от снаряжения осколочную, выдернул чеку и бросил ее за край крыши, и остальные сделали то же самое, осколками зачищая территорию. Будь здесь правозащитники — они бы просто потеряли дар речи от такого, но здесь правозащитников не было, а была война, которая велась по своим правилам.

После того как стальная метла осколков вымела все вокруг здания, первыми по тросам пошли спускаться команды блокирования — те, кто должен были оставаться на земле, не допуская прорыва противника из блокированного здания. Их прикрывали еще два пулеметчика — в группе на трех стрелков был один пулеметчик, а по улице уже катились, исходя заунывным, больше похожим на корабельную сирену ревом, две машины патруля.

Капрал прицепил трос — у каждого он был свой личный — к какому-то обрезку трубы на крыше, где был уже привязан еще один. Рванул — прочно. Перекинул автомат за спину, достал из нагрудной прицепленной к разгрузке кобуры пистолет, опустил пуленепробиваемое забрало шлема…

— Начали!

Привычно оттолкнулся — это, кстати, самый страшный момент, всегда думаешь, что трос не выдержит и ты сейчас спиной вперед полетишь на улицу, — почувствовал натяжение троса и толчок в ноги. Граната — светошумовая, чтобы ошеломить всех, кто находится в помещении, цилиндр пробивает окно… хорошо громыхнуло, можно идти. Еще раз… ноги пружинят изо всех сил… толчок, изо всех сил толчок ногами, чтобы на обратном движении приобрести достаточную скорость и инерцию, рука привычно стравливает трос, навстречу стремительно летит стекло, пистолет уже наготове и…

Вспышка, острая, режущая боль в горле, потом рука вдруг слабеет, и трос скользит между пальцами. Темнота…

Стекла чуть подрагивали от ровного, нарастающего гула вертолетных турбин.

— Давай вон туда!

Младший лихорадочно распихивал запасные магазины по репортерскому жилету, выбрасывая из кармашков всякую ненужную дрянь.

— Владимир! Петро! — крикнул Папа.

Двое оглоедов с автоматами появились у двери.

— Делаем ноги!

Вместе с автоматчиками Папа выбежал за дверь.

— Сматываться надо! — Тот, кто был известен как Макс Вобан, едва не подпрыгивал на месте от нетерпения.

— Жди…