Второй сделал ошибку — вместо того чтобы бежать как зайцу, стремясь как можно быстрее разорвать расстояние между собой и снайпером, вместо того чтобы кувыркаться по скальной осыпи, пусть весь изобьешься, может даже изломаешься, но останешься жив — он залег за трупом своего сотоварища и попытался вести огонь в ответ. Четвертым выстрелом майор снова промахнулся, пятым, шестым и седьмым попал. Стрельбы с того места, где валялся баул, и лежали двое — больше не было…
Болела голова. Сильно. Отчего-то саднило глаза.
— Бульдог-четыре всем Бульдогам, доложить обстановку…
— Отель-Квебек-три всем станциям тишина на линии, Бульдог-четыре доложите обстановку. Что у вас произошло?!
В голосе оператора в штабе проскальзывала паника.
— Отель-Квебек-три, танго обстреляли нас, и пошли на прорыв, вынужден был вступить в бой. Остатки живой силы противника блокированы в кишлаке, группы приступили к зачистке.
— Бульдог-четыре, вы слышите меня? Бульдог-четыре, доложите потери, прием!
— Потери доложить не могу, Отель Квебек три. Перекличка еще не проводилась, группам поставлена задача по зачистке. По окончании выйду на связь с окончательным докладом, конец связи.
— Принято, Бульдог-четыре, мы приняли решение о вашей эвакуации, вертолет будет через двадцать-майк, просим обозначить площадку.
— Отель Квебек три — принято.
Сменив магазин в своей штатной винтовке — это надо делать всякий раз, когда представляется возможность, а не когда закончатся патроны, взяв подмышку вторую, трофейную винтовку, майор начал осторожно спускаться вниз, к кишлаку.
Две машины, стоящие у одного из домов были изрешечены, но не взорвались, машина с ДШК отгорела, ее никто не тушил, и сейчас она просто исходила дымом. Стрелять уже никто не стрелял, все просто продвигались к центру кишлака.
Майор вышел группам зачистки в тыл, двое вскинули автоматы — но тут же убедились, что перед ними свой. У каждого из них на форме была специальная отметка, ее можно было закрыть накладным карманом или открыть. Отметка хорошо была видна в прибор ночного видения.
— Сэр…
— Отставить. Продвигаемся дальше.
Вместе они прошли до тех домов, откуда выехала машина и откуда в них стреляли. Здесь же рядом торчали две расстрелянные машины, майор взглянул на них, и неприятное чувство ворохнулось в душе. Два новеньких Мицубиши Л-200, одна из тех марок машин, которые закупают команды по реконструкции, правительственные структуры, полиция. Эта, потом индонезийский Форд и индонезийская же Тойота, простые, достаточно современные и дешевые машины, в самый раз для Афганистана.
Неужели, это полицейские? Неужели они уничтожили полицейских? А чем тогда докладывала группа по реконструкции? Неужели перепутали?
Обменявшись условными сигналами на пальцах, они ввалились в раскрытые настежь ворота, из которых выехала машина.
Еще хлеще! Форд Икскершн, стоит, занимая половину немаленького двора! Пресвятой Бог! Такие машины есть только у частых охранников, их больше не выпускают, но для Ирака и Афганистана, для частых охранных структур они подходят как нельзя лучше.
Окна закрыты. Там внутри горит свет, дверь тоже закрыта.
Майор достал пистолет, показал афганцам пальцами — иду первым. Те согласно кивнули, пристроились за ним.
Пинок — по двери ногой, это надо уметь, ты сам должен стоять не перед дверью, чтобы принять пули и осколки растяжки, если таковая там имеется — а за стенкой, а бить ногой надо примерно так, как лягает назад лошадь. Взрыва нет, пуль нет, быстро внутрь. Пистолет в руках, красная точка лазерного прицела скользит по стенам, по полу.
— Дреш! Фаери мекунам!**
Любой афганец знает эту команду и знает, что при ее подаче надо падать на землю и лежать во избежание более крупных неприятностей.
Самое плохое — в афганском доме нет дверей, но есть что-то вроде занавесок, через которые не видно, что происходит в соседней комнате, но выстрелить или бросить гранату они вполне даже позволяют.
Следующая комната. В куче какого-то тряпья, в углу — женщины, дети, много детей — здесь в каждом богатом доме несколько женщин и много детей.
Майор отступил в комнату, афганцы прорвались в нее, взяли кучу-малу на прицел. Ненависть в глазах — и стой и с другой стороны. Каждый американский солдат знал, что здесь нет ни женщин, ни детей, а есть рабы Аллаха, каждому из которых может вздуматься срочно встретиться со своим господином. В третьем году, еще в само начале погиб американский спецназовец Натаниэль Чэпмен, его убил двенадцатилетний пацан, к которому тот повернулся спиной, не видя в нем опасности. Вот и тут… из этой кучи малы, может в любой момент выкатиться граната. Им наплевать… нынешнюю скотскую жизнь они с радостью променяют на рай, в который гарантированно попадает каждый шахид.
Интересно только — нахрена будут нужны двенадцатилетнему пацану семьдесят две девственницы? Или все же найдет применение?
Лестница на второй этаж в доме была деревянной, что лишний раз подчеркивало его зажиточность. Майор тщательно осмотрел ее, потом с зеркальцем в одной руке и пистолетом в другой начал подниматься наверх.