Период распада

— Да в рот я е… Ворона и всех, кто с ним! — грубо заявил Кот, нагло нарушая договоренности о перемирии между двумя подростковыми группировками.

Мария почувствовала опасность и решила вмешаться:

— Эй, да он…

— Отвали, женщина, без тебя разберемся! — грубо оттолкнул ее назад, за спину Кот. В его руке щелкнул пружинный нож, который Котяра всегда носил с собой, самодельный. Уже за это — был гарантированный срок.

Нат похолодел — он видел бешеные, какие-то пустые глаза Кота, видел надвигающихся на него чиканос, он был один, а их много…

Хотя нет. Он был не один. И с этого самого момента, когда обдолбанный мексиканский придурок вытащил нож, все покатилось кувырком.

— Стоять! — громко и страшно раздалось за спиной. Нат не обернулся, он сделал шаг назад, потом еще один и… — запнувшись за что-то, полетел на землю, с размаху ударившись затылком. Сильно ударившись, до искр из глаз, — тут и пиво роль свою сыграло. Сам того не желая, Нат освободил Генри линию огня — и тем, кто был в ресторанчике — тоже.

Пистолет у мексиканцев был — один на всех, дешевый револьвер «Сэтиди найт спешиал-22», он находился в кармане у парня по имени Гузман. Он, оценив позицию и понимая, что пистолет в руках белого и довольно серьезно выглядящего парня нацелен не на него, решил действовать. Сделав шаг вправо, он сунул руку в карман. Ему показалось, что он сделал это быстро, он смотрел много боевиков, где крутые мачо так и поступали, и не знал простой истины, что проверяемый никогда не сможет опередить с выстрелом проверяющего, потому что выхватить пистолет и прицелиться всегда сложнее и дольше, чем просто нажать на спуск. В этом случае нужно было либо стоять смирно, либо падать за какое-то укрытие и лишь тогда открывать огонь. Но он схватился за пистолет, он даже успел нащупать его рукоять в кармане и…

Умер.

Пистолет торкнулся в руку, почти незаметно — и пуля двадцать второго калибра вошла Гузману в левый глаз, пробив мозг. Потом она отразилась от внутренней поверхности черепной коробки, не пробив ее, и, пройдя еще с полдюйма, остановилась. Гузман обрушился на землю прямо там, где стоял, не упал — а именно обрушился, под себя, на внезапно отказавшие ноги. Живые так не падают.

— Падла!

Кот сделал самый глупый поступок в своей жизни — перевернув в руке нож, он попытался метнуть его в стрелка, хотя именно этот нож, не сбалансированный и перетяжеленный на рукоять, подходил для метания как нельзя хуже. Естественно, нож ударился о дверцу машины рукоятью, совершенно не так, как планировал Кот — а в следующее мгновение у него в глазах стало темнеть и резкая боль обожгла гортань и грудь. Несмотря на свое не слишком трезвое состояние, Генри снова стрелял точно — вторая пуля в грудь, она вызвала обильное кровотечение и лишь немного не дошла до сердца, а вот третья оказалась смертельной, войдя в горло и повредив артерию. Кровь брызнула фонтаном, пахучие, горячие капли попали на лицо Марии, и она, заверещав, как сирена пожарной машины, бросилась прочь.

В следующее мгновение стекла придорожного ресторанчика разлетелись под градом пуль. Там сидели еще трое мексиканцев, один из которых был довольно крупным дилером, приехавшим из Мексики два дня назад для решения деловых вопросов. Мексиканские наркодилеры были людьми жесткими, они никогда не сдавались без боя полиции и, попав в переделку, не задумывались, как им поступать. Услышав стрельбу, они выхватили пистолеты — две «беретты» и «кольт» и открыли шквальный огонь по стрелку на улице, в считаные секунды изрешетив и Генри с его пукалкой двадцать второго калибра, которой он убил двоих, и злосчастный «Форд-пикап». Разрядив все, что было в магазинах, они бросились на улицу, в то время как хозяин заведения, бедняга с шестью детьми, уже давно и прочно обосновался под стойкой бара. Он был всего лишь эмигрантом с шестью детьми, никому в этой стране не нужным и мало что умеющим. Его нашли уважаемые люди и сказали, что есть шанс, чтобы все его дети ели каждый день и досыта: нужно просто заняться бизнесом. На его имя открыли фирму, ему дали денег и помогли построить бизнес. Он сам не знал, что в его собственности находятся уже двадцать четыре торговых заведения и ресторана быстрого питания, он сидел в этой клетушке у дороги, подписывал не глядя документы, которые ему привозили солидные адвокаты, и боялся. Очень. Потому что знал, откуда идут деньги и на что способны люди, их дающие. Он знал, почему выбор пал на него — потому что у него было шестеро детей, и он мог представить, какой смертью они умрут, если он заговорит. Он просто хотел, молил каждый день Деву Марию, чтобы его оставили в покое, и он бы до конца жизни оставался здесь, продавая бурритос[62], тако и коктейли с текилой, пусть даже выручки едва хватает на еду…