Периодическая система

Все стало понемногу проясняться. В пыльном архиве я нашел подборку отмененных инструкций по контролю качества и среди них предыдущую карточку хромата. Там было сказано: добавить 2-3, а не 23 капли. Черточка между цифрами была почти не видна, и при перепечатке просто потерялась. Все сходилось: перед последней проверкой карточку перепечатали с ошибкой и эта ошибка повлияла на все последующие анализы, приведя к фиктивным результатам из-за огромной передозировки реактива; таким образом, прошли приемку партии пигмента, которые в нормальной ситуации должны были быть отвергнуты, – именно эти партии со слишком щелочной реакцией и стали причиной опеченевания краски. Горе тому, кто поддастся искушению принять на веру изящную гипотезу, – об этом прекрасно знают читатели детективов. Я буквально взял за горло заспанного начальника склада и потребовал от него образцы всех закупленных партий хромата начиная с января тысяча девятьсот сорок четвертого года, после чего заперся на три дня в лаборатории и проверил их все ошибочным способом и правильным. По мере того как росли столбики результатов, скука рутинной работы сменялась радостным возбуждением, как в детстве, при игре в прятки, когда вдруг заметишь противника, в нелепой позе пристроившегося за кустом. Ошибочный способ неизменно давал одни и те же 29,5 процента; результаты с верными цифрами имели изрядный разброс, и добрая четверть из них не дотягивала до предписанного минимума, что означало необходимость такую партию забраковать. Диагноз подтвердился, патогенез был выяснен; предстояло определиться с терапией.

Лечение было найдено довольно быстро, стоило лишь обратиться к старой доброй неорганической химии, далекому острову картезианской логики, потерянному для нас, запутавшихся в органических и макромолекулярных дебрях, раю. Надо было каким-то способом нейтрализовать в больном организме избыток щелочности, связанный со свободным оксидом свинца. Кислоты представляли опасность по другим причинам, и я подумал о хлористом аммонии, стабильно соединяющемся с оксидом свинца с образованием нерастворимого инертного хлорида и свободного аммиака. Испытание с малыми дозами дало положительный результат; теперь предстояло найти хлористый аммоний (в инвентарной описи он числился как хлористый демоний), договориться с участком размола, засунуть в небольшую шаровую мельницу пару отвратительных на вид и на ощупь печенок, добавить отмеренное количество прописанного лекарства и запустить мельницу под скептическими взглядами окружающих. Мельница, обычно такая шумная, закрутилась как бы нехотя в не предвещающей ничего хорошего тишине, увязая в студенистой массе, облепившей шарики. Мне ничего не оставалось, как вернуться в Турин и, взахлеб рассказывая терпеливой девушке о своих надеждах и о том, что происходит в это время на берегу озера, волнуясь, дожидаться приговора, который мне будет вынесен в понедельник.

К понедельнику мельница вновь обрела привычный голос; она грохотала даже весело, без перерывов и сбоев, которые у шаровых мельниц служат признаком слабого здоровья или скверного ухода. Я велел ее выключить и осторожно ослабить болты, державшие люк; как и следовало ожидать, оттуда со свистом вырвались клубы аммиака. Тогда я распорядился открыть люк полностью и – слава Тебе Господи! – краска была текучая, ровная, совершенно нормальная; она воскресла из пепла, как птица Феникс. Я написал отчет на хорошем производственном жаргоне, и дирекция повысила мне оклад. Кроме того, в порядке поощрения мне дали талон на две покрышки для велосипеда.

На складе были еще партии хромата повышенной щелочности, и их надо было использовать, поскольку приемку они уже прошли и вернуть их поставщику было невозможно. Поэтому хлористый аммоний был официально включен в состав краски как компонент, предупреждающий опеченевание. Потом я оттуда уволился, прошли десятилетия, послевоенное время кануло в прошлое, опасные хроматы с повышенной щелочностью исчезли из продажи, и мой отчет постигла судьба всего сущего; но рецептуры священны, как молитвы, законодательные акты и мертвые языки, и ничего в них нельзя изменить ни на йоту. Вот почему мой хлористый демоний, ровесник счастливой любви и освободившей меня книги, теперь уже совершенно бесполезный, а возможно, даже и немного вредный, на берегах того озера по-прежнему с религиозным тщанием размалывается в шаровой мельнице при изготовлении антикоррозионной краски, и никто уже не знает почему.

СЕРА