Периодическая система

Директор и служащие выставки отнеслись к моей просьбе с презрительным недоумением. Где мои рекомендации? Откуда я взялся? Что я о себе воображаю, если посмел вот так, просто, сюда явиться и просить змеиный помет? Об этом и речи не может быть, они не дадут мне ни грамма; питоны – создания серьезные, они едят два раза в месяц и столько же раз опорожняются, особенно если мало двигаются. Помета очень мало, и он продается на вес золота; кроме того, все устроители выставок и владельцы змей имеют постоянные контракты на эксклюзивной основе с крупными фармацевтическими фирмами. Так что я могу идти, откуда пришел, и не морочить им голову.

Я потратил целый день на первичную сортировку куриного помета, а потом еще два дня на окисление содержащейся в нем кислоты до аллоксана. Добродетели и терпение химиков былых времен, должно быть, превосходили простые человеческие мерки; а может статься, сказалась моя безмерная неопытность в работе с органикой: я ничего не добился. Зловонные испарения, досада, чувство унижения, да черная мутная жидкость, которая намертво забивала фильтры и ни за что не хотела кристаллизоваться, как ей было положено по методике, – вот результат всех моих усилий. Навоз остался навозом, а аллоксан – звучным названием. Выход был не здесь, а где – я не знал и совсем пал духом. Как же теперь быть – мне, написавшему прекрасную (с моей точки зрения) книгу, которую никто не хочет читать? Не лучше ли вернуться к скучным, зато надежным схемам неорганической химии?

ОЛОВО

Плохо родиться бедным, думал я, держа над пламенем газовой горелки оловянный слиток. Постепенно олово начало плавиться и ронять тяжелые шипящие капли в кювету с водой, образуя на дне ее удивительные, никогда не повторяющиеся металлические композиции. Есть металлы дружественные и враждебные. Олово было другом, и не только потому, что мы с Эмилио уже несколько месяцев зарабатывали на жизнь, продавая хлорид олова изготовителям зеркал, но и по причинам совсем другого рода. Соединяясь с железом, например, олово превращает его в мягкую жесть, лишает кровожадной сущности, не оставляя и следа от того, что называется nocens ferrum[48]. Оловом еще финикийцы торговали, и, поскольку до сих пор его добывают, очищают и отгружают в далеких сказочных краях, про него говорят: олово из Проливов, со Счастливого острова, с Архипелагов. Соединяясь с медью, оно рождает бронзу – всеми уважаемый, well established[49], практически вечный металл; температура плавления у олова низкая, оно похоже на органические соединения, оно – почти как мы. И еще у него есть два замечательные свойства, носящие живописные и не слишком правдоподобные имена «оловянная чума» и «оловянный крик»; эти свойства еще никому не удалось проверить на собственном опыте, зато о них упоминается во всех школьных учебниках: «оловянная чума» – это свойство олова рассыпаться в порошок при низких температурах, а «оловянный крик» – звук, издаваемый палочкой из чистого олова при изгибе, он, будто бы, похож на крысиный писк.

Олово приходилось гранулировать, поскольку в таком виде оно лучше поддается воздействию соляной кислоты. Так тебе и надо! Ты работал на фабрике на берегу озера, был, что называется, под крылом, и пусть птица была хищной, зато крылья у нее были большие и сильные. Ты хотел выйти из-под опеки, лететь, куда пожелаешь. Ну что ж, лети! Хотел вырваться на свободу и вырвался, хотел стать химиком и стал им: возишься с ядами, губной помадой, куриным пометом, гранулируешь олово, заливаешь его соляной кислотой, концентрируешь, переливаешь, кристаллизуешь. Ты знаешь, что такое голод, и больше не хочешь голодать. Ты покупаешь олово, а продаешь его хлорид.