Периодическая система

Предприятие было построено террасами, ниже выхода из галереи. Сюда порода поступала уже измельченной в гигантской камнедробилке, которую директор мне сначала описал, а потом показал с почти детским восторгом. Камнедробилка была похожа на перевернутый колокол или гигантский цветок вьюнка, отлитый из стали. В центре раскачивался огромный язык (или пестик), приводимый в движение снизу; амплитуда его колебаний была небольшой, едва заметной, но вполне достаточной, чтобы в мгновение ока расколоть крупные камни, ссыпаемые из вагонов в эту воронку четырехметровой ширины. Застрявшие в горловине камни раскалывались еще и еще, пока не превращались в куски размером с человеческую голову. Операция эта сопровождалась неимоверным грохотом и выбросом в воздух такого количества пыли, что пыльное облако видно было даже с равнины. Затем порода перемалывалась вторично, превращалась в гравий, сушилась и сортировалась. После этого оставалось совсем немного до конечной цели этой циклопической работы, до извлечения запертых в камне двух процентов полезного вещества, а именно асбеста. Отработанная порода, тысячи тонн в день, сбрасывалась, как попало, вниз.

Год за годом долина постепенно заполнялась пылью и гравием. Остатки асбеста придавали этой массе скользкую вязкость, делая ее похожей на ледник. Огромный серый язык с черными пятнами валунов тяжело, грузно съезжал каждый год метров на десять. Давление, которое оказывала эта масса на склон, было так велико, что провоцировало образование глубоких скальных трещин, а близлежащие строения смещались на несколько сантиметров в год. В одном из таких строений, прозванном за свой спокойный дрейф «подводной лодкой», я и поселился.

Асбест был повсюду, он походил на пепельный снег. Стоило на несколько часов оставить на столе открытую книгу, как страницы превращались в негатив. Пыль, густым слоем покрывавшая крыши, во время дождя напитывалась водой, точно губка, а потом с грохотом сползала вниз. Начальник рудника по имени Антео, тучный великан с густой черной бородой, который и вправду, казалось, берет силу от матери-земли, как греческий Антей, рассказал мне, что несколько лет назад сильный дождь смыл в кратер много тонн асбеста и тот спрессовался на дне и закупорил люк. Никто не придал этому значения, но дождь продолжал идти, вода стекала по склонам, наполняя гигантскую воронку, и, даже когда образовалось озеро двадцатиметровой глубины, никто не забеспокоился. Он, Антео, понял, что дело плохо, и настойчиво просил тогдашнего директора принять меры. Будучи человеком опытным, он склонялся к тому, чтобы заложить подводную мину и, не теряя времени, взорвать ее на дне образовавшегося озера. Но затея эта была опасной, можно было повредить заслонку люка, поэтому он не хотел брать на себя ответственность и ждал решения администрации, которая тоже боялась взять на себя ответственность.

Пока умные головы думали, пока то да се, рудник своей злой волей все решил сам. Послышался рев, пробку пробило, и вода хлынула в колодец, из колодца в галерею, снесла локомотив со всеми вагонами, причинила большой урон постройкам. Антео показал мне следы наводнения: поток был высотой в добрых два метра.

Рабочие и рудокопы (на местном диалекте их называют «i minori») ходили на работу каждый день из окрестных деревень по горным тропам, дорога занимала у них около двух часов. Служащие жили на месте. Хотя рудник находился всего в пяти километрах от долины, существовал он автономно, как независимая республика. В те времена карточной системы и черного рынка здесь наверху недостатка в продовольствии не было; все как-то устраивались, у всех все было. Многие служащие развели огороды вокруг квадратного административного здания, а некоторые даже обзавелись курятниками. Случалось, курица одного забиралась в огород другого, и начинались нудные разбирательства, склоки; даже не верилось, что в таком серьезном месте, при таком волевом директоре возможно что-то подобное. Впрочем, директор решил эту проблему, и решил ее довольно оригинальным способом. Велев купить для него двустволку, он повесил ее на гвоздь в своем кабинете. Если кто-нибудь видел из окна у себя на огороде чужую курицу и та явно наносила урон его посадкам, он имел право снять с гвоздя ружье и выстрелить в нее два раза. Если курица погибала на месте, стрелок по установленному закону брал ее себе. В первые дни после введения чрезвычайного положения наблюдалась частая беготня в кабинет директора за ружьем и слышалась пальба, а незаинтересованные сотрудники тем временем заключали пари, но постепенно нарушения границ прекратились.