Перипетии гегемонии

Благодаря этой конструкции был создан зеркальный образ западных апологий американского могущества. Вместо «человеческого авторитета» можно подставить «американское лидерство» или, как в более поздней версии, «либеральную гегемонию» — см, Ная, Хоффмана и Айкенберри. Зная о том, что его коллеги по европейским и американским аналитическим центрам приписывают положительное значение этому последнему выражению, Ян впоследствии снова подправит свою терминологию, объяснив, что надеется на то, что Китай станет «новым типом гегемона» [203], который преумножит число своих друзей благодаря гуманному поведению и более высоким этическим стандартам. Это еще не полное перевертывание, поскольку западные и восточные претензии на высшую систему ценностей со времен Сунь Ятсена (или Ганди, если говорить о более высоких материях) никогда не совпадали. Отличительным признаком проекта Яна является конфуцианская убежденность в том, что мысль определяет социальную реальность, а мораль управляет изменениями, что является глубинной структурой коллективного менталитета, нашедшего выражение в культурной революции. Его вариант в эпоху политики «открытых дверей» читается так: «Основная причина перемен в международной политике состоит в мысли лидеров, а не в материальной силе» [199: 67]. Морализм истинного царства, пусть и переряженного для чужих глаз, имеет те же самые корни. Ян отсылает к Моргентау и к его претензии на реализм, который, будучи недоступным для иронии Карра, самодовольно приписывает власти мораль, а не отрицает ее.

10. Поперечный срез

На западе такая же слаженная конструкция гегемонии, как и разработан.ная Арриги, была независимо от него предложена в тот же период времени другим мыслителем левого направления. В 1981-1982 годах Роберт Кокс, канадец, который четверть века проработал в Международной организации труда, опубликовал две статьи по новому подходу к изучению международных отношений на основе наследия Грамши. В 1987 году идеи, содержавшиеся в этих статьях, получили развитие в книге «Производство, власть и мировой порядок». Как и Арриги, Кокс определял глобальную гегемонию как внешнее расширение внутренней гегемонии господствующего социального класса, распространяющее энергии, которые привели его к власти, за пределы государственных границ. Это создает международную систему, способную добиться согласия более слабых государств и классов благодаря ее претензии на представление всеобщих интересов. Такой результат зависит от согласования трех базовых сил любой структуры власти: материальных способностей, идей и институтов; показательным случаем представляется pax Britannica — превосходство в морских силах, либеральная идеология свободной торговли и регулятивные функции лондонского Сити [29: 1240]. Такая конфигурация всегда опиралась на социальные силы, локализованные в определенных производственных отношениях. Как только последние меняются, последствия рикошетом ударяют по всей системе. Как показал Карр, в классическом случае в Европе с появлением тяжелой промышленности возник индустриальный рабочий класс, чьи требования к благосостоянию вызвали создание защитных механизмов, которые усилили межгосударственную конкуренцию, которая, в свою очередь, привела к взрыву Первой мировой войны, положившей конец гегемонии Британии. Самыми сильными государствами были те, что пережили глубокую социально-экономическую революцию, в полной мере осознав ее последствия, и добились гегемонии, выходящей за пределы простого империализма, присоединив «идеологический и интерсубъективный элемент к отношению голой силы». Такого положения добились после Второй мировой войны США.