Читаем Пёрл-Харбор, 7 декабря 1941 года - Быль и небыль полностью

Президент заметил, что достаточно первого пункта, о втором вообще говорить не нужно. Он указал, что по возвращении в США лично переговорит обо всем с Номура. Черчилль ликовал. Ему казалось, что тревоги позади Соединенные Штаты берутся защитить и британские владения. На радостях он оповещает кабинет в Лондоне: "Президент сообщил, что немедленно телеграфирует м-ру Корделлу Хэллу, который устроит встречу президента с японским послом сразу же по возвращении в Вашингтон для вручения важного документа. Президент по возможности скоро встретится с послом и передаст ему письменное заявление. Я попросил копию заявления, но мне при отъезде ответили, что ее еще не составили. Президент, однако, заверил меня многократно, что он включил в текст слова, приведенные выше (пункт первый декларации. - Я. Я.)... Я убежден, что он не смягчит формулировку"{190}.

Что касается политики США в случае нападения Японии на СССР, то Рузвельт пообещал дополнительно устно предупредить Номура, что, "поскольку СССР является дружественной державой, США не заинтересованы в равной степени в любом конфликте в северо-западной части Тихого океана". Даже если бы эти слова были произнесены, они остались бы словами. Как заметил компетентный американский историк Р. Даусон, "стремясь отсрочить схватку с Японией по возможности на более длительный срок, Соединенные Штаты едва ли приняли решение действовать, если бы Япония вторглась в Сибирь или блокировала Владивосток"{191}.

Но как быть с заверениями Черчиллю? Теперь английский премьер мог на деле увидеть результаты того, что "оставил инициативу всецело в руках президента"{192}. По возвращении в Вашингтон Рузвельт и не помышлял выполнять свое обещание. Он посоветовался с Хэллом, и оба пришли к выводу, что ни в коем случае не нужно создавать у японцев впечатление существования какой-либо договоренности с англичанами. Стоит говорить только от имени одних Соединенных Штатов. А чтобы не возбуждать ненужных толков в Лондоне и избегнуть затруднительных объяснений с Черчиллем по поводу нарушения слова, английскому правительству ничего не сообщать. Итак, с сокрушенным сердцем писали авторы официальной английской истории второй мировой войны, "с глубокой печалью следует констатировать, что доверие Черчилля было обмануто"{193}.

17 августа Рузвельт пригласил Номура и подтвердил, что если Япония пойдет на дальнейшие действия для установления господства над соседними странами при помощи силы или угрозы силой, то США предпримут все возможные шаги для охраны своих "законных прав и интересов"{194}. Где же находились границы этих "законных прав и интересов"? Рузвельт, естественно, не уточнил их в беседе с Номура. Но для себя в Вашингтоне уже давно установили пределы допустимого японского продвижения.

Впервые такие пределы определили на совещании военных представителей Англии, Голландии и США в Сингапуре в апреле 1941 года. Генерал Дж. Маршалл и адмирал Г. Старк полагали, что США должны вступить в войну с Японией, если она нападет на американские, английские, голландские владения на Дальнем Востоке и Тихом океане, или начнет продвижение за пределы района в Таиланде западнее 100° восточной долготы или южнее 10° северной широты, или попытается захватить Португальский Тимор, Новую Каледонию и острова Товарищества. Командование вооруженных сил США не видело необходимости вступать в бой с Японией, если она двинется против Советского Союза. Чтобы до войны США с Японией дело не дошло, необходимо было растолковать Японии, какие пути агрессии для нее открыты, а какие закрыты.

Рузвельт предложил Номура возобновить американо-японские переговоры{195}, практически приостановленные оккупацией Японией Южного Индокитая. Хотя к этому времени посол был разочарован в них, о чем поставил в известность свое правительство и, следовательно, через "чудо" и Рузвельта, он не мог не выполнить последнего приказа Токио. Он достал листок бумаги из кармана и зачитал также уже известное президенту: Коноэ возобновляет старое японское предложение о личной встрече с Рузвельтом. Президент согласился, правда, не "на полпути в Тихом океане", а на Аляске в середине октября. Но в качестве предварительного условия возобновления переговоров президент просил "японское правительство любезно сообщить более ясно, чем до сих пор, о своей нынешней позиции и планах"{196}.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии