Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?

Лишь Первая мировая война смогла пробудить Америку. Правивший в то время президент В. Вильсон, сам ярый «интернационалист», всеми силами желал вывести свою страну в мировые лидеры. Однако уступки, сделанные им на Парижской мирной конференции, «разочаровали Америку». Страна и Конгресс были недовольны результатами войны и уж точно не хотели продолжения интернационалистского вильсонсовского курса. Не желали они вступать в «выстраданную» президентом Лигу Наций. Изоляционистская оппозиция во главе с сенаторами Лоджем, Борой, Бивереджем и др. резко критиковала президента. Бора открыто заявлял на заседаниях Конгресса: «Я против этой Лиги и против любых других лиг и союзов, потому что я знаю: вместо американизации Европы Европа европеизирует Америку» [111]. Лучше держаться подальше от организации, считали изоляционисты, в которой Англия с доминионами имеет шесть голосов против одного американского. Соображения «баланса сил» властвовали над сенаторами. Этим, помимо прочего, объяснялись и настойчивые требования вывода американских войск из России и прекращения интервенции. Ход рассуждений выглядел следующим образом: сегодня Соединенные Штаты помогают Японии разделить Россию, завтра, будучи членом Лиги Наций, примут участие в совместных военных действиях против другой страны, не отвечающих исключительно американским интересам, и вот наступит момент, когда перед США окажутся мощная Япония и возрожденная Германия. На кого опереться? Гибель Российской империи разрушила мировой «баланс сил», остаются Франция и Британия — но они плохо предсказуемы. Вступление в Лигу равносильно прогулке по зыбучим пескам — так политика не делается. Наивный интернационализм Вильсона явно не отвечал интересам сенаторов.

Конгресс пускал ратификацию Версальского договора в затяг. Вновь и вновь во время многомесячного и унизительного для Вильсона рассмотрения договора сенатор Лодж подчеркивал: «Мы хотим осуществить то, чему учил и к чему призывал Т. Рузвельт — быть свободным государством, без всяких ограничений в своих действиях, преисполненным возрожденным духом национализма. Это не изоляционизм, а свобода действовать так, как мы считаем нужным и справедливым, не изоляционизм, а просто ничем не связанная и не затрудненная свобода Великой Державы решать самой, каким путем идти» [112]. Как мы уже знаем, изоляционистское большинство провалило договор, он не был ратифицирован. США стремительно шли к новому витку изоляции.

Вильсон возлагал большие надежды на выборы 1920 г. Кандидатом от его демократической партии был выдвинут Д. Кокс, а кандидатом на пост вице-президента Ф.Д. Рузвельт, последний считал необходимым для США вступить в Лигу Наций. Однако надеждам интернационалистов не суждено было сбыться, победу одержали республиканцы. Президентом стал У. Гардинг — изоляционисты праздновали победу.

В течение всех 20-х гг. президентское кресло занимали республиканцы, сначала У. Гардинг, затем К. Кулидж и, наконец, Г. Гувер, все они являлись «изоляционистами». Однако американский «изоляционизм» 20-х гг. не стоит путать с полным прекращением внешнеполитической активности. С полной концентрацией исключительно на внутренних проблемах и пренебрежением остальным миром. Политики республиканцы стремились объединить в своем внешнеполитическом курсе «изоляционизм» XIX в. и методы Т. Рузвельта и В. Вильсона. Когда было необходимо, США могли и пригрозить «дубиной» и сесть за стол переговоров. Тем не менее это была политика своеобразной свободы — свободы от обязательств и коалиций. Политика преследования исключительно собственной выгоды. Соединенные Штаты официально не вошли в Лигу Наций, но в Женеве работали их постоянные представители. С большинством стран были установлены дипломатические отношения.

Самоизолировавшиеся США не особенно стремились в Европу и европейские дела, однако там, где затрагивались их экономические интересы, вели себя крайне активно. Так было, как мы видели выше, в Китае, где американцы пытались противостоять японской экспансии. Так было в Латинской Америке, которую Вашингтон вообще считал своей вотчиной.