Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?

Пока американское внешнеполитическое ведомство предпочитало занимать невнятную позицию, Имперское правительство предпочитало действовать. Полностью уверившись в своей безнаказанности, Токио решил развернуть торговую войну против западных конкурентов. Силовое вытеснение других «великих» держав из Китая, полная монополизация экономики страны — вот чего добивались японские политики. 5 сентября было объявлено о досмотре всех судов, прибывающих в китайские порты. Формально, с точки зрения международного права, Япония могла поступать таким образом в своих территориальных водах и портах. Однако ограничиваться своей территорией в Токио не собирались, корабли могли быть досмотрены и в нейтральных водах. Искали, естественно, контрабанду — военные грузы. Хорошая штука — государственное пиратство — список контрабандных грузов утверждался японскими властями и мог меняться: что в него включат — известно только Богу [227]. Да и вообще, в случае задержания и конфискации судна, даже если его груз не имел криминального характера, доказать обратное практически невозможно, а точнее, невозможно в принципе. Справедливости ради стоит отметить, что Имперское правительство решило подсластить пилюлю. Оно заявило, что конфисковывать ничего не будет, просто правительство оставляло за собой право объявить о «покупке» данного корабля и его груза по установленным им ценам (читай даром). В конце концов, «хрен редьки не слаще».

Это был даже не удар, а просто нокаут торговле западных стран в Китае. Уже просматривался следующий шаг японского правительства — ползущая национализация марионеточными режимами предприятий с иностранным капиталом. В подобных условиях обращение китайского делегата в Лиге Наций В. Ку, который заявил, что Япония ставит «цели не только политического доминирования и захвата Китая, но также и ликвидации иностранных интересов...» в регионе [228], легли на удобренную почву. Ассамблея Лиги приступила к обсуждению вопроса о санкциях.

Мировое общественное мнение негодовало. Финансовые круги опасались за сохранность своих капиталов. А японская авиация приступила к бомбардировкам китайских городов — Нанкина и Кантона. Интенсивность военных действий продолжала возрастать. США 22 сентября выступили с протестом против воздушных налетов на города, прежде всего заявляя, что таковые могут нанести ущерб гражданам Соединенных Штатов. В общественном мнении и в дипломатических кругах ряда стран начало созревать мнение о необходимости немедленного принятия мер против Японии. «Некоторые правительства при подходящих случаях предлагали Соединенным Штатам "совместные акции"». Но в Овальном кабинете боялись подобных альянсов — говорить будут все, а в случае осложнений воевать на Тихом океане придется США. Рузвельт чувствовал и понимал, что грядут куда более важные события, нежели японская возня в Китае. На горизонте появился дым мирового пожарища, замаячили признаки глобальных изменений, в подобных условиях президент просто хотел держать руки свободными. Он не собирался связывать себя обязательствами и проводил прежний курс. 28 сентября государственный секретарь направил инструкции послу в Швейцарии Гаррисону: «Лига Наций должна выработать свой собственный курс, — говорилось в депеше, — Соединенные Штаты... не готовы принять участие в совместных акциях» [229].

Несмотря на относительно дружелюбный тон большинства посланий Госдепа, на аморфность позиции, Вашингтон созрел для более жесткой позиции. 5 октября 1937 г. в Чикаго Франклин Рузвельт произнес речь, вошедшую в историю под названием «карантинной»:

«Я рад вновь приехать в Чикаго...

Во время моего путешествия через континент и обратно я видел много свидетельств результатов разумного сотрудничества между местными властями и Федеральным правительством, меня приветствовали десятки тысяч американцев, каждый взгляд и слово которых говорили мне, что их материальное и духовное благополучие продвинулись далеко вперед за последние несколько лет.