Перламутровая дорога

– Но если никто не нуждается в том, чему посвящены мои мысли и к чему обращены мои чувства, то стоит ли посвящать этому своё время?

– Удивительно слышать такое от тебя. Ты же ощущаешь себя свободным? Попробуй, если сможешь. Однако всё-таки не тебе решать, что и когда будет востребовано. Человек зависит не от того или иного выбора или способности его совершить, а лишь от необходимости такового, а это – не только за пределами твоего понимания, но и за пределами воображения. Впрочем, это я не только о творчестве. Творчество – всего лишь частный случай и далеко не самый важный. Поймёшь меня правильно – значит навсегда избавишь себя от нелепых вопросов о смысле жизни, поисках себя и своего места, оставишь сожаления о прошлом и не будешь страшиться будущего. Тебе больше нечего будет спросить у моря.

Ждану показалось, что своего визави он уже где-то видел. Странные параллели и ассоциации возникали в памяти, когда он глядел в эти серые, то насмешливые, то, напротив, внимательные и сосредоточенные глаза. В них узнавался не то неутомимый шкипер Глокен, не то вечный и мудрый Архей или же перед его внутренним взором отчего-то вырастала громадная синяя фигура, укрытая в тяжёлую и неподвижную ультрамариновую тень.

Лицо молодого человека вновь преобразилось снисходительной улыбкой.

– Иди, счастливчик, разуметь, как тебе поступать со своим счастьем, которого ты никак не в состоянии разглядеть, поскольку наивно полагаешь, что оно какого-то одного ровного и жизнеутверждающего цвета. Но вот незадача: всё самое главное обычно сокрыто в мельчайших деталях и прячется в тонких и неповторимых оттенках. Посмотри, сколько их блуждает в отражённых перламутровых лучах. Скажешь – розовый, – и ошибёшься, скажешь – зелёный, – и снова будешь неправ. Бессмысленно рассуждать о чём-то глобальном, не вникая во всё многообразие его последствий, вариаций и подобий. Ты скажешь, что в таком случае правда неотличима от иллюзии. В каком-то смысле это, действительно, так, разве что правде ты склонен более доверять. Хотя подчас иллюзии бывают гораздо нужнее правды.

Незнакомец повернулся в сторону моря. И прежде, чем слиться с переливающейся всеми цветами радуги дорожной полосой, обернулся и указал на разлом у ног Ждана, в котором уже буйно занялась полярная флора.

Ждан увидел в пестром разломе дорожного полотна нежные диковинные цветы. Это была прекрасная природная пастель: голубоватые, палевые, сиреневые и розовые цветы, которые сплелись в затейливый и замысловатый букет. Окружённые бесцветной каменной пустыней они казались чудом, каким-то удивительным осколком Эдемского сада волею судьбы оказавшегося здесь, на этой безжизненной и холодной земле. В них звенела велеречивость флоксов и проступала задумчивость розы, угадывалось дерзновение гладиолусов, и сквозила торжественность хризантем. Но это были иные цветы. Они обрывались на последнем камне, насыщенном перламутровым свечением, никак не желая сходить с дороги на бескрайние просторы свободной арктической земли.

«… И не научился я мудрости, и познания святых не имею.

Кто восходил на небо и нисходил? кто собрал ветер в пригоршни свои? кто завязал воду в одежду? кто поставил все пределы земли? какое имя ему? и какое имя сыну его? знаешь ли?..

…Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его…»

Глава 14

«Вот увязался за мною этот болтун», – сокрушался Ждан, за которым неотступно тащился Петрович. Он по привычке что-то бормотал, причём его речь от безделья – а Петрович уже три дня как был без работы – сделалась совершенно глухой и бесцветной. Ждана Петрович почти не раздражал, но он не хотел, чтобы на месте, которое он ранее приметил, мог бы оказаться кто-нибудь ещё. Там открывался интересный вид на затейливые остроконечные шхеры, включающий в себя причудливое нагромождение прибрежных камней, напоминающее разноцветную мозаику, которая многократно усиливала высокое звучание изрезанных океаном сгрудившихся островов. Только вот сзади, по усыпанному ледниковыми валунами плоскогорью тянулась блестящей лентой заброшенная дорога, местами прерывающаяся яркими оазисами вспыхнувшей на ней диковинной флоры.