Впрочем, нет, пожалуй, не совсем случайно вспомнился ему эпизод из далекого детства. Ведь задумался он о себе не просто так, а в связи с делом, потому что задал себе вопрос: можно ли полагаться на чутье? Не обманывает ли его интуиция? Из Губахи опять сообщали: в поселке шахты «Нагорная» несколько спецпоселенцев, бывших карателей «Туркестанского легиона», регулярно собираются на квартирах, обсуждают текущие события, поют «Гузал Туркестан». С одной стороны — ничего особенного. Ну, подумаешь, встречаются, выпивают, песни поют. А с другой стороны... Нашелся в Нагорном человек той же национальности, перевел слова «Гузал Туркестан». Оказалось — националистический гимн с антисоветской направленностью. Но опять же, чего иного ждать от бывших легионеров? В плену подвергались антисоветской обработке, пошли служить немцам... За это и наказаны — каждый получил по шесть лет спецпоселения. Через год-другой срок у многих заканчивается, им разрешат вернуться домой. Так какой им смысл идти на столкновение с властью, демонстрировать антисоветские настроения? Вот если кто-то эти настроения умело поддерживает, а еще хуже — разжигает...
Пышминцев вновь сел за стол, придвинул к себе бумаги. Внутреннее чутье подсказывает: тут что-то есть. А он привык доверять интуиции. Взять хотя бы тот же случай из детства. Ведь не было в тех мужиках, вышедших на дорогу, ничего такого угрожающего. У одного, правда, цеп на плече, но ведь шла жатва, скоро молотьба... А он почувствовал опасность даже раньше отца, закричал свое шепелявое «зулики».
Может, и впрямь наградила его природа каким-то особым чутьем? А может, просто развилась в нем способность по мельчайшим деталям чувствовать людей и обстановку... Развилась благодаря довольно редкой гражданской специальности. Окончив перед самой войной горный техникум, работал Пышминцев рудничным маркшейдером. В 1940 году, прибыв с Урала в Забайкалье, на вольфрамовый рудник «Редмет», он был одним из немногих молодых специалистов, владеющих этой профессией.
Маркшейдер — лоцман земных глубин. Геологи нашли месторождение, указали границы подземной кладовой. А как до нее добраться, куда пробивать стволы, штреки, штольни? Для этого надо знать, какие «полки» этой кладовой пусты, какие — так себе, а какие полны богатства. Словом, нужен подробный план месторождения с указанием глубин, мощности и структуры пластов, угла их наклона и многого другого. Работа еще не началась, а маркшейдер, стоя на поверхности, должен мысленно заглянуть в глубь земли, пользуясь косвенными данными и результатами измерений, ясно представить себе все, что находится под ногами. Определить невидимое, очертить скрытое, описать недоступное — вот в чем суть маркшейдерского дела. Тут без особого чутья не обойтись...
Не так ли и в работе с людьми, особенно в чекистской работе? По неуловимым штрихам, по мельчайшим черточкам — выражению глаз, походке, интонации голоса — определить настроение, характер человека, его цели, тайные устремления... Сегодня, в мирные дни, когда прямых вооруженных столкновений с вражеской агентурой стало гораздо меньше, на первый план выходит именно такая, психологическая борьба с противником. Тут нужны воля, ум, проницательность, умение нестандартно мыслить...
Пышминцев вздохнул, задумчиво перелистнул бумаги. Ну, положим, чутье-то у него все же есть. Вот тогда, например, в 40-м году, предчувствовал, что война будет. К таким опасениям приводила сама обстановка, которая складывалась и в Европе, и в таежном Забайкалье. Их горняцкий поселок находился неподалеку от границы с Маньчжурией, где хозяйничали японцы. Соседство было неспокойное, то и дело случались провокации, попытки агентов Маньчжоу-Го проникнуть на советскую территорию. Пограничники часто обращались на рудник за помощью. Ивану Пышминцеву, секретарю комсомольской организации, вместе с другими активистами пришлось как-то раз участвовать в поиске нарушителей границы, в прочесывании леса. Но мысли о том, чтобы стать чекистом, у него тогда не было.
Все изменила война. С первых ее дней Пышминцев просился на фронт, но ему, как и многим другим, было отказано: специалисты рудника имели бронь, они обязаны были трудиться в тылу, поставляя заводам стратегический металл вольфрам — ценный компонент для легирования стали. Только в феврале 1942 года молодой горняк был зачислен в состав 1-го Читинского добровольческого лыжного батальона. Укомплектованный в основном коммунистами и комсомольцами, он имел особую задачу: предназначался для глубоких рейдов по тылам немецко-фашистских войск.
В Челябинске, где читинцы проходили подготовку, Иван с нетерпением ждал отправки на фронт. Но неожиданно его вызвали в штаб, объявили, что из батальона он отчисляется. Приказали сдать теплое суконное обмундирование, новенький полушубок, выдали взамен старое, бывшее в употреблении «хэбэ», засаленную телогрейку и велели ждать указаний. В голову полезли нехорошие мысли. Неужели не доверяют? Может, из-за отца?