Пернатый оберег

Дуня, придя в себя от горя, сразу кинулась к всемощной колдунье, а той уже и след простыл — опять укатила в астрал. С трудом удалось дозвониться ей на мобильник. Дуня хотела высказать ей претензии, а ведунья повернула все так, что виноватой выставила саму Дуню. Мол, как она, всемощная, взглянула на фотографии Никиты, сразу поняла, что на него могут навести смертную порчу. Могут, но тогда еще не навели, и наведут ли вообще — это даже и потомственная гадалка из табора надвое сказала. Потому и не могла она тогда сказать Дуне, в какой форме грозит ее суженому смерть: от утопления, удушения, отравления, расстреляния, или заболевания. Но о такой возможности клиентку предупредила. А Дуня всё деньги считала да сокрушалась, что слишком на ворожбу потратилась. Нет чтобы опять прийти к ведунье и спросить: «А не наведена ли уже на моего милого порча? И если наведена, каким образом злодейка заказала какой-то колдунье с ним покончить?» Вот тогда она, всемощная ведунья, точно бы указала: путем расстреляния. И примерный срок тоже бы назвала. А так — никто к ней не приходил и ручку не золотил, какие поэтому могут быть претензии?

Осталось Дуне только локти себе кусать. Вот уж подлинно — скупой платит дважды. А с другой стороны — предупредила бы ее всемощная или не предупредила, судьбу-то разве изменишь? Уж что предопределено, то и сбудется. 

Глава 6

Вот такую историю — трагическую, героическую, мистическую, романтическую и опять трагическую поведала Авдотья Афанасьевна Федотова-Артюнянц капитану полиции Глебу Даниловичу Панову в порядке чистосердечного откровения, а кое-что домыслил упомянутый капитан между слов рассказчицы.

Капитан Панов слыл среди сотрудников отдела большим оригиналом. Редкие минуты отдыха, выпадавшие в часы служебного марафона, которые его коллеги использовали с большой пользой для своего здоровья, снимая стресс и улучшая настроение, он посвящал перечитыванию поэтических шедевров «наших всех» и многие из них помнил наизусть. Да и сам втайне грешил стихотворчеством. Такой контраст интересов мог бы вызвать недопонимание и даже напряженные отношения с коллегами, но однажды один из особенно улучшивших свое настроение сотрудников спросил:

— Что ты все читаешь всякую, скажем так, ерунду? Лучше садись с нами — снимешь стресс за компанию!

— Это ерунда?! — возмущенно возразил Панов. — А что ты скажешь об этом: «Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском! Весь я в чем-то французском! Весь я в чем-то испанском!».

— Так это касается отдела по борьбе с экономическими преступлениями, а не нашего убойного, — отмел возражение оппонент.

— Не скажи! — не поддержали его товарищи. — Кто чаще всего организует заказные убийства? Экономические преступники! А разве бандиты и убийцы редко называют себя бизнесменами?

И все решили, что Панов, расширяя свои познания о смежных видах преступности, повышает свою квалификацию. Видно, хочет поскорее получить майорскую звездочку. Что ж, желание понятное, и возразить против него нечего. Не в ПОПУлизаторы же к начальству человек записывается, а делает карьеру своим горбом.

При такой-то поэтичности своей натуры хотелось бы капитану Панову описать услышанное от Дуни высоким слогом, типа: «Вы повести печальней не ищите, чем повесть об Авдотье и Никите», но суровая профессия обязывала его пользоваться канцелярским языком протоколов, рапортов и служебных записок. Скорее для того, чтобы оттянуть неизбежный переход к сухой прозе, чем из неверия к подкинутой Дуней версии о мистической природе покушения на Никиту, он поинтересовался, где именно находится астрал, куда удалилась всемощная колдунья… И кстати, как ее зовут?

— Не знаю точно, в Молдавии или в Румынии… а может, и в Москве. Ведунья как-то обмолвилась, что уже переросла провинциальный уровень, пора ей выходить на столичные просторы. А зовут ее матушка Марица.

— Да, похоже, она действительно в Румынии… или в Москве, — согласился Панов. — Но мы ее найдем, в астрале или вне его, и снимем показания. Проверять нужно все версии, но вначале — самые перспективные. Вы мне расскажите, что происходило утром того дня, когда убили Никиту.