Пернатый оберег

Да, подумала Дуня, видно, проштрафившийся любовник сильно насолил предмету своей страсти, если этот предмет будто задался целью убить преступника своим пренебрежением, еще более подчеркивая это пренебрежение любезным и обходительным обращением с Юлией и даже со столь незначительной личностью, какой сознавала себя и сама Дуня. Никита попытался поцеловать Анжеле руку. Она не то чтобы грубо ее отдернула, нет, поступила куда изощренней. Вроде изволила согласиться, но когда впавший в немилость кавалер приложился губами к ее пальчикам, вдруг повернулась к Юлии и, как бы увлекшись разговором с ней, дернула рукой и проехалась длиннющими наманикюренными ногтями не только по губам, но и по носу поцелуйщика. Может, даже и ободрала ему эти чувствительные части тела. Никита, конечно, как стойкий оловянный солдатик, не подал и виду, что ему больно. Юлия с Дуней и подавно сделали вид, что ничего не заметили. Зато в глазах коварщицы промелькнул огонек удовлетворения. Как только неутомимый кавалер снова пытался изъясняться Анжеле в своих чувствах или заводил разговор на возвышенно-лирические темы, неумолимая мстительница, выбрав самый патетический момент его цветистого диалога, вдруг поворачивалась к оратору спиной и обращалась к Юлии или Дуне с каким-нибудь прозаическим вопросом, оставляя поклонника с разинутым ртом и нереализованными наилучшими намерениями. Чтобы еще и еще раз уесть таким образом Никиту, Анжеле вскоре пришлось обращаться только к Дуне, потому что Юлия как-то стушевалась и постаралась отступить на второй план в переносном и прямом смысле: вначале перестала подыгрывать Анжеле, а потом и вовсе под благовидным предлогом отступила в экзотические заросли. Видно, это все-таки она разболтала Анжеле о похождениях брата, а теперь сама была не рада тому, что натворила. Зато Дуней, как молотом, Анжела вволю лупила Никиту то в лоб, то по темечку, пинала его безропотной девушкой, как коленом, под зад, толкла, словно толкушкой ватрушку. А Дуня, не по своей воле находясь в таком пикантном положении, чувствовала себя одновременно и молотом, и наковальней, но в конце концов ясно осознала, что очутилась между двумя этими тяжелыми кузнечными аксессуарами.

Анжела, не собираясь останавливаться на достигнутом, предложила Юлии и Дуне отправиться на верховую прогулку. Юлия уклонилась от участка в конном круизе, а Никита, напротив, напросился и взял на себя все сопутствующие хлопоты. У Дуни, разумеется, даже не сочли нужным поинтересоваться, ездила ли она вообще когда-нибудь на лошади. К счастью, в седле она держалась хорошо, а костюм для верховой езды ей пожертвовала Юлия. За свои хлопоты, за услужливость Никита получил заранее предназначенное ему вознаграждение – Анжела всю дорогу ехала рядом с Дуней и разговаривала только с ней, а Никита болтался позади, как собачий хвост. Анжела за все время не перекинулась с ним и двумя словами.

Дальше – больше. У Артюнянцев вечером собиралась великосветская тусовка золотой молодежи, и Анжела пригласила Никандровых – Юлию и присоединившегося к компании старшего ее брата Изяслава, – а также Дуню принять участие в гламурном мероприятии. Никита, уже на грани нервного срыва, истерическим тоном спросил, распространяется ли приглашение и на него? Анжела, не удостоив его ответа, лишь равнодушно пожала плечами: мол, не посылать же особого приглашения какому-то не стоящему внимания ничтожному субъекту?! Ну а если придет, пусть толчется на задворках, за спинами достойных кавалеров. Никита, выброшенный на моральные задворки посредством использования той же Дуни, волей-неволей вынужден был обратить часть своего внимания на предмет, которым его шибали, пинали и толкли. И это хоть и ущербное, но все же внимание, не столько радовало Дуню, сколько приводило в ужас. Известно, что есть только шаг от любви до ненависти, и передвижение Анжелы в этом направлении своей быстротой подтверждало краткость расстояния между двумя антиподами. Но и обратная дорога к Храму временно порушенной любви может оказаться не длиннее. Тогда даже то ничтожное внимание, которое Никита уделил молоту-наковальне-толкушке, разъярит Анжелу сильнее, чем красная тряпка быка, и она поднимет Дуню на рога, как неудачливого матадора. И даже если Анжела окончательно порвала с Никитой, ей, как и любой женщине – миллиардерша она или костюмерша, – не понравится, что бывший любовник уделяет внимание другой девушке. И этой другой мало не покажется! Для Дуни же ссора с Анжелой вообще была бы смерти подобна! Если Додик об этом узнает, не дни, а часы Дуниной жизни будут сочтены! Но и с Никитой ее связывали самые светлые надежды, и предать их – значило похоронить свое счастливое будущее. Лавируя между молотом и наковальней, посередке двух смертей, Дуня искала и нашла единственно верное и гениальное в своей простоте решение. Это было как простоватая на первый взгляд стихотворная строка «Евгения Онегина» – «Мой дядя самых честных правил…». Простенько? А попробуй, напиши нечто подобное!