Пернатый оберег

– Я не демагог, а прагматик, – возразил Викентьев. – А вот ты – оторванный от реальной жизни идеалист, если чьи-то чужие интересы ставишь выше своих кровных, насущных собственных. И участь твоя будет печальной, потому что прекраснодушная овца способна выживать и даже благоденствовать только в окружении себе подобных. Теперь посмотри вокруг: видишь ли ты хоть одну овцу, за исключением этой, недоеденной? – Викентьев указал на полубесчувственную Дуню. – Ее пример – тебе наука! Она на собственной шкуре прочувствовала, что кругом одни волки! А с волками жить – по волчьи грызть! Понял, овца, то есть баран-идеалист?!

– А ты, Викентьев, не столько прагматик, сколько догматик! Обращаешь внимание на форму, но не видишь за ней более широкого и глубокого содержания! Прицепился к тому, что Достоевский говорил только о «слезинке ребенка», а раз Дуня вышла из детского возраста, на нее гуманизм великого писателя будто бы не распространяется. Ты заблуждаешься! «Слезинка ребенка» – это лишь квинтэссенция гуманистической теории писателя, а вообще-то Достоевский призывает сочувствовать и помогать всем людям, попавшим в беду, всем бедным, униженным и угнетенным, то есть оскорбленным, независимо от пола, возраста и семейного положения.

– Это хорошо, что ты вовремя исправил «угнетенных» на «оскорбленных», а то тобой могли бы заинтересоваться борцы с экстремизмом, обвинив в разжигании социальной розни!

Глеб проигнорировал подковырку коллеги и продолжал:

– И не один Достоевский сеял гуманное, доброе, вечное. Другой великий литератор, только не прозаик, а поэт, призывал: «Для блага ближнего живи!»

– Горячо его поддерживаю! – оживился Викентьев. – В данный период времени я твой ближний. Давай поскорей искать юного Дэна, а полученный от Никандрова гонорар можешь отдать мне целиком. Я не обижусь. Раз ты идеалист, тебя все равно обдерут как липку, не я, так другие!

– Что ты все заладил: идеалист, идеалист… Я, между прочим, не отрицаю и прагматического интереса в моем желании лично доставить недостаточно экипированную снизу девушку на место ее проживания, – Глеб отвел Викентьева в сторону и, понизив голос, продолжал: – Дуня в числе фигурантов по делу об убийстве Никиты Никандрова. Я с ней долго беседовал, но не уверен, что она была со мной до конца откровенна. Сейчас, сам видишь, девушка в таком состоянии, что вряд ли сможет себя контролировать. В дороге, когда она придет в себя, я еще с ней побеседую и, возможно, получу от нее новые и очень ценные сведения. Кстати, если мы найдем убийц Никиты, его папа тоже не останется неблагодарным…

– Это совсем другой коленкор! Тогда, конечно, езжай, отвози Дуню. И после успешного завершения оперативно-следственных мероприятий не забывай о своем ближнем, то есть обо мне.

Глеб бережно поднял Дуню на руки, отнес в свою машину и, помахав коллеге рукой, отбыл в направлении Разнесенска.

Глава 8

Только выехали за МКАД – звонок на мобильный: следователь Курсаков сообщил, что по делу об убийстве Никиты Никандрова появились новые фигуранты, решено совместно со службой безопасности Никандрова обсудить направление дальнейших оперативно-следственных действий и присутствие Глеба на этом совещании с отчетом по итогам поездки в Разнесенск и разработки Дуни Артюнянц обязательно. Глеб объяснил, что немедленно приехать в Малинскую не сможет, он как раз сейчас везет эту фигурантку Дуню из Москвы в Разнесенск, к ее родителям, и ввиду чрезвычайных обстоятельств, о которых доложит на совещании, отправлять туда Дуню одну, на общественном транспорте, не хочет, в частности, и по соображениям гуманности и сострадания.

Не прошло и пятнадцати минут, как новый звонок: на этот раз трезвонил начальник никандровской охраны Новиков. Он с ходу обругал Глеба:

– Зачем рассказал следователю, что лично везешь Дуню в Разнесенск, да еще по гуманным соображениям?! Совсем башку переклинило – сам на неприятности напрашиваешься?!

Потом Олег Валерьевич разразился жалобами: дескать, его предупреждения никто не принимает всерьез, говоришь-говоришь, а все – как от стенки горох. Но жизнь в конце концов докажет маловерам, кто прав, да поздно будет. Глеб едва от него отвязался, пообещав, что по приезде в Малинскую внимательно выслушает все его доводы и предостережения. Тем временем Дуня начала очухиваться, очухивание сопровождалось сначала всхлипываниями, потом плачем, затем рыданиями, переходящими в истерику. Но через стоны, крики, вопли и сопли девушка постепенно приблизилась к адекватному восприятию окружающей действительности. Тогда Глеб стал расспрашивать бедняжку, как же так получилось, что она попала в лапы Додика? И вот что поведала ему пострадавшая…