Пернатый змей

Ей хотелось бежать, вновь почувствовать себя свободной.

Они обещали быть на обеде у дона Рамона. Его жена уехала в Штаты с двумя сыновьями, один из которых, учившийся в школе в Калифорнии, был болен, но несерьезно. Но оставалась тетка дона Рамона, которая и была за хозяйку.

Дом находился в Тлалпане, пригороде Мехико. Был май месяц, стояла жара, дожди еще не начинались. Ливень во время боя быков был чистой случайностью.

— Не могу решить, — сказал Оуэн, — нужно ли облачаться в смокинг. По правде говоря, всегда чертовски не по себе, когда я при полном параде.

— Тогда не надевай! — предложила Кэт, которую раздражала привычка Оуэна протестовать против подобных пустяковых условностей светского общества, но принимать его в целом.

Сама она сошла вниз в простом платье с черным бархатным лифом и свободной шифоновой юбкой, изящно отделанной парчой, мерцающей зеленым, желтым и черным. Из украшений на ней было длинное нефритовое ожерелье с горным хрусталем.

У нее был особый талант — выглядеть Оссиановой богиней, так что сама материя ее наряда, казалось, излучает женственную силу и мягкость. Но никогда она не бывала, что называется, «элегантной».

— А сама-то разоделась! — закричал Оуэн с досадой, подтягивая мягкий воротничок. — И голые плечи!

В отдаленный пригород они отправились на трамвае, быстро мчавшемся сквозь ночь; угрожающе блестели падающие и висящие над головой ясные звезды. Тлалпан встретил густым ароматом ночных цветов, ощущением громоздкости тьмы, редкими искорками светляков. Этот неизменный густой аромат ночных цветов. Во всех тропических цветах Кэт чудился слабый привкус крови: крови или пота.

Ночь была душная. Они постучали в железные двери, залаяли собаки, mozo[37] осторожно открыл им и сразу же захлопнул дверь, едва они прошли в темный сад.

Дон Рамон был в белом смокинге, дон Сиприано тоже. Но кроме них были и другие гости: молодой Гарсиа, еще один бледный молодой человек, которого звали Мирабаль, и пожилой господин при черном галстуке, Туссен. Из женщин была только донья Изабель, тетка дона Рамона. На ней было черное платье с черным высоким кружевным воротником, на шее несколько ниток жемчуга. Она казалась смущенной, испуганной, рассеянной, словно монашка, среди всех этих мужчин. Но с Кэт она была очень ласкова, заботлива, говорила с ней по-английски печальным тихим голосом. Обед был тяжелым испытанием и вместе с тем сакральным ритуалом для этой пожилой, ведущей монашескую жизнь женщины.

Однако скоро стало ясно, что дрожь ее от благоговейной радости. Она относилась к дону Рамону со слепым обожанием монастырки. Видно было, что она едва ли слышит, что говорят гости. Слова скользили по поверхности ее сознания, не оставляя никаких следов. В глубине своей монашеской души она трепетала от присутствия стольких мужчин и от почти священного восторга, что довелось быть хозяйкой на обеде, устроенном доном Рамоном.

Дом представлял собой огромную виллу, просто и без претензий, но со вкусом обставленную.

— Вы всегда живете здесь? — спросила Кэт дона Рамона. — А не на гасиенде?

— Откуда вам известно, что у меня есть гасиенда?

— Из газеты — гасиенда недалеко от Сайюлы.

— А! — сказал он, смеясь глазами. — Прочитали о возвращении Богов Древности.

— Да. Это интересно, как по-вашему?

— Согласен, интересно.

— Мне нравится слово Кецалькоатль.

— Слово! — повторил он, словно дразня ее, и в глазах его все так же прыгал смех.

— Как по-вашему, миссис Лесли? — закричал бледнолицый Мирабаль с неожиданным французским акцентом, в нос. — Не думаете, что будет замечательно, если боги вернутся в Мексику? — Устремив голубые глаза на Кэт, он с напряженным вниманием ждал с поднятой ложкой, что она ответит.

На лице Кэт было написано недоумение.

— Только не эти ацтекские ужасы! — ответила она.

— Ацтекские ужасы! Ацтекские ужасы! Ну, может, в конце концов все было не так ужасно. А если и было, то потому, что ацтекам не оставалось ничего иного. Они находились в cul-de-sac[38], вот и обратились к смерти. Вы так не думаете?

— Я мало что знаю об ацтеках! — ответила Кэт.