Пернатый змей

— Да! Да, конечно! мы говорим то, что думаем.

Удивительный маленький человечек, нелепо надменный и тщеславный, беспокойный, снедаемый непонятным огнем. Он почти по-детски верил в другого человека. И все же она не была уверена, что в каком-то уголке души он не затаил обиду на дона Рамона.

Ночным поездом Кэт с Виллиерсом отправились на запад. Пульмановский спальный вагон был полон: люди направлялись в Гвадалахару, в Колиму и на побережье. Среди пассажиров было трое офицеров, которые стеснялись своей новенькой формы и в то же время гордились ею и избегали смотреть на попутчиков, словно сознавая, что бросаются в глаза. Они поспешно заняли свои места, чтобы не привлекать к себе внимания. Было двое фермеров, или ранчеро, в узких джинсах и расшитых серебром шляпах с огромными, с тележное колесо, полями. Один был высок, с пышными усами, второй пониже и седой. Но у обоих стройные сильные ноги мексиканцев и продубленные солнцем и ветром лица. Была вдова в трауре, которую сопровождала criada, служанка. Остальные — горожане-мексиканцы, ехавшие по делам, одновременно стеснительные и нервничающие, скромные и важные.

В спальном вагоне с жаркими зелеными плюшевыми диванами царили чистота и порядок. Но будучи полон, он казался пустым по сравнению с пульманами в Штатах. Все вели себя очень спокойно, очень вежливо и очень осторожно. Фермеры свернули свои красивые серапе, аккуратно положили на сиденья и сидели, как бы уединившись в своем уголке. Офицеры свернули плащи, кое-какие из многочисленных пакетиков, маленьких шляпных картонок и разнообразных свертков сунули под сиденья, сложив остальные рядом с собой. Самый поразительный багаж был у бизнесменов: брезентовые портпледы с вышитыми на боках длинными трогательными девизами.

Во всех чувствовалась сдержанность, смиренность, стремление стушеваться: странная добродушная sensibilite[46] с оттенком страха. И путешествующему в пульмане тут же становилось ясно, что и ему следует быть начеку.

Вечер в кои-то веки был пасмурный: давала себя знать близость сезона дождей. Внезапно налетевший ветер взвил пыль и швырнул несколько капель дождя. Поезд миновал бесформенные, сухие, занесенные песком окраины города, несколько минут полз, извиваясь, и остановился на главной улице Такубайи, пригородного поселка. В сгущающихся сумерках поезд тяжело замер на улице, и Кэт, посмотрев в окно, увидела группки мужчин в шляпах, низко надвинутых, чтобы не сорвал ветер, и по самые глаза закутавшихся в одеяла от летящей пыли, стоявших неподвижно, как мрачные призраки, только глаза поблескивали в полоске между краем темных серапе и полями шляпы; в тучах пыли суетливо бегали хозяева осликов, маша руками, как демоны, и пронзительно кричали, отгоняя животных от вагонов. Под вагонами шныряли молчаливые собаки, возле вагонов стояли закутанные в синие rebozas женщины, предлагая еще теплые лепешки-тортильи, завернутые в платки, пульке в глиняных кувшинчиках, жареных цыплят в красном густом жирном соусе, апельсины, бананы, питайю — всякую всячину. Продав что-то немногим соблазнившимся пассажирам, они вновь прятали свой товар от летящего песка под синие платки и, закрыв лица, неподвижно стояли, глядя на поезд.

Было около шести вечера. Земля была сухой и жесткой. Кто-то разжигал перед домом древесный уголь. Бегали подгоняемые ветром люди, забавно придерживая шляпы. К поезду подскакали всадники на быстрых изящных маленьких лошадях, с винтовками за спиной, потоптались возле и вновь так же быстро ускакали в никуда.

Поезд продолжал стоять на улице. Кэт и Виллиерс вышли из вагона. Посмотрели на искры, летевшие от костерка, который маленькая девочка разжигала на улице, чтобы испечь тортильи.

В составе были вагон второго класса и вагон первого класса. Второй класс был забит, как курятник, крестьянами и индейцами и их бесчисленными узлами, корзинами и буталями. Одна женщина держала на руках яркого павлина. Она опустила его на пол и попыталась запихнуть себе под юбку. Тот сопротивлялся. Тогда она опять посадила его себе на колено и оглядела столпотворение кувшинов, корзин, тыкв, арбузов, ружей, узлов и людей.

Впереди состава находился стальной вагон с охраной из маленьких солдатиков, небритых, в грязной форме. Несколько солдат сидели на крыше вагона: наблюдательный пост.

И весь поезд, кишащий народом, был необычно тихим, присмиревшим. Возможно, постоянное чувство опасности было причиной того, что люди вели себя так смирно, без обычных гвалта и суматохи. Были молчаливо предупредительны друг к другу. Как в своего рода преддверии ада.

Наконец поезд двинулся дальше. Если бы он стоял вечно, никто особенно не удивился бы. Ибо пускаясь в дорогу, они готовы были ко всему, что могло ждать впереди. Мятежники, бандиты, взорванные мосты — что угодно.