Перо фламинго (Иероглиф)

Нет, не она! Не может быть, Серна не могла. Она сама святость… Нет, она слишком любит своего сына. Но ведь и он сам наступил на свою глубокую привязанность к сестре!

Зоя, к удивлению Егора, выглядела даже спокойной. После завтрака, прошедшего почти в молчании, девушка спросила дозволения пройтись по лавкам, вместе с горничной. Возможно, ей понадобится что-нибудь для поездки за границу. Аристов, обрадованный таким послушанием, разумеется, великодушно согласился. Обновки – лучшее лекарство для женщин от хандры. Зоя неспешно собралась и, прихватив с собой горничную, удалилась. После её ухода Аристов уже меньше угрызался и улегся на диване с папиросой в зубах. Однако наступивший было душевный покой мигом разрушился, когда посыльный принес записку. Она была послана из дома Соболевых. Господина Аристова просили прибыть безотлагательно, ибо речь шла о Зое Федоровне.

Когда он ворвался в квартиру профессора, то Зои он не увидел, зато его встретила бледная и встревоженная Серафима Львовна и раздраженный и надменный Викентий Илларионович. Тут же метался и Петя, но его Аристов не замечал вовсе, словно Петя превратился в бестелесный призрак.

– Господа, вы можете мне объяснить, что еще произошло в вашем доме относительно моей сестры? – грозно прорычал Аристов.

– Это мы от вас хотели бы услышать, милостивый государь, что происходит в нашем доме, – вскричал профессор, потерявший всякую возможность сохранять спокойствие. – Подумать только, барышня является поутру и заявляет нам, чтобы мы вызвали вас, и закрывается в Петиной комнате со своей горничной до вашего приезда. Не дозволяет войти нам, и… Черт знает, что происходит!

Аристов уже метнулся туда, где заперлась сестра, но Серафима Львовна удержала его:

– Подождите, не спешите. Наверное, она позовет нас.

Ждать долго не пришлось. Вскоре горничная барышни вышла из комнаты и произнесла со странным выражением лица:

– Барышня просит зайти, но только барыню и, – девушка замялась и покраснела, – молодого господина. А уж после и Егора Федоровича.

Указанные Зоей поспешно двинулись в комнату Пети. Викентий Илларионович остался, фыркая от негодования и наглости девицы.

Горничная распахнула дверь. Серна и Петя вошли одновременно, следом Аристов, который не собирался топтаться и дожидаться своей очереди. Общий вопль изумления вырвался из груди. Посреди комнаты спиной к вошедшим стояла Зоя, совершенно голая, повернувшись к окну так, чтобы как можно более походить на злополучную фотографию. Конечно, без всяких слов и объяснений стало очевидно, что то было изображение другой женщины. Очень похожей, но все же другой.

– Бог мой, какое бесстыдство! – простонала Серафима Львовна и даже прикрыла глаза.

– Мама, это от отчаяния! Зоя, милая, бесценная, я и так верил бы тебе, Зоя!

Петя беспомощно озирался вокруг. Вид обнаженной Зои поверг его в состояние, близкое к безумию.

– Я рада, что теперь моя невиновность стала для всех очевидной! – со злорадным торжеством провозгласила Зоя. – Явилась голая правда!

– Весьма сомнительный способ доказывать свою правоту, – процедил сквозь зубы Аристов и так выразительно посмотрел на горничную, что та без слов бросилась накидывать на госпожу, все, что попало под руку.

Петя упал на колени и молил о прощении и любви. Этого ни Серна, ни Аристов уже вынести никак не могли. Не сговариваясь, они вышли вон и посмотрели друг на друга. Стоила ли их любовь, тайная, преступная, страданий этих несчастных?

– Прости меня, – прошептала она и отвернулась.

Он сжал её ладонь, и так они стояли мгновение. Потому что в следующий миг стены сначала искривились, потом стали прозрачными и словно растаяли, растаял старый дом, улица с прохожими и извозчиками, серое небо и снежная крупа, разом исчез весь Петербург. Снова горячий воздух ударил в лицо, песок зашуршал и легко рассыпался у ног. Взявшись за руки, они стояли на бархане, а рядом во всей таинственной красоте и величии простирался Альхор.

Серна и Егор ахнули и бросились друг другу в объятия. Они стояли, прижавшись друг к другу, не в силах оторваться. Аристов чуть отстранился, но лишь затем, чтобы взглянуть в обожаемое лицо и найти губы, к которым он прильнул жадным поцелуем.

– Альхор не оставил нас, – прошептала Серафима Львовна, – словно даже и не удивленная престранным изменением, словно она ожидала чего-то подобного, как будто так и должно было произойти.

– Теперь мы окончательно убедились в том, что Альхор является тому, кого избирает сам, и не покидает своего избранника, – прошептал ей в самое ухо Егор.

– Как ты думаешь, мы можем войти? – Серафима приложила ладонь к глазам, чтобы солнце не сверкало так нещадно.

Аристов не успел ответить. Гигантские колонны накренились вправо, и стали как будто мягкими. Налетевший порыв сухого жаркого ветра как будто подхватил город, он задрожал и стал таять, его рваные кусочки разметались ветром и засыпались песком прямо на глазах.

– Бог ты мой! – прошептала потрясенная Серна и обернулась к Аристову.

За его спиной она увидела дверь комнаты сына, откуда доносились возбужденные голоса и всхлипывания.