Перо грифона

Бен с Мухоножкой только ступили за порог, чтобы отнести ее в стойло, как на двор, тяжело дыша, вбежала Лола. Она неслась со стороны летной полосы, которую Хотбродд и двое помогавших ему троллей устроили так, что она исчезала сразу после взлета или посадки.

– Они вернулись! – кричала Лола. – Тролль только что приземлился! Клянусь глазом всех ураганов на свете! Он, видно, летел как сумасшедший!

– Или как Лола Серохвост! – буркнул себе под нос Мухоножка.

У Бена камень с души свалился. Как хорошо будет радоваться вместе, если глазурь подействует. А если не подействует, им всем будет очень нужен Барнабас. Никто не умел так поддержать в беде.

Конечно, и Барнабас был очень рад, что Хотбродд вовремя довез их домой. Но у него была и другая причина сиять от счастья, когда он подходил с троллем к стойлу.

– Смотри-ка, Бен Визенгрунд! – сказал он. – Вот уж кого не ожидал здесь увидеть!

И сжал Бена в объятиях.

Барнабас плакал в самолете на обратном пути, но это осталось их с Хотброддом тайной.

Не стали они рассказывать и о том, что Бен чуть не остался с Лунгом, вместо того чтобы вернуться в Мимамейдр. Даже Вита и Гиневер узнали об этом лишь много лет спустя.

Конечно, всем хотелось посмотреть, подействует ли на яйца волшебное перо грифона, но Хотбродд встал перед дверью стойла и пропускал только тех, кто непосредственно ухаживал за гнездом, и участников экспедиции за пером. Сам он остался снаружи – якобы для того, чтобы отгонять любопытных домовых и ниссе. Но Барнабас знал настоящую причину. Хотбродд был куда чувствительнее, чем хотел казаться, и страх, что перо все-таки не подействует, невыносимо терзал большое сердце тролля.

Тату тоже остался снаружи с Уинстоном и Берулу, потому что дракон был попросту слишком велик для стойла. Раскервинт тоже решила не занимать слишком много места, тем более что ей очень хотелось пообщаться с Хотброддом и Тату. Гильберт Серохвост был погружен в работу над картой Исландии, а некоторые гусыни так переживали из-за того, что яйца, которые они так заботливо насиживали, намажут каким-то сильнодействующим раствором, что не захотели на это смотреть.

Тем не менее, когда все, кого впустил Хотбродд, собрались у гнезда, стойло оказалось набито битком.

Барнабас поручил Гиневер и Бену покрыть яйца золотой глазурью. Гильберт выдал им для такого случая две свои лучшие кисти. И все равно наблюдать, как жеребята исчезают за золотой пленкой, было страшно. Анемос так тяжело дышал, что Барнабас положил руку ему на холку, а Мухоножка после первых же мазков тихонько выбрался наружу, потому что у него от волнения скрутило живот.

Остальные наблюдали, затаив дыхание, как прозрачная скорлупа покрывается золотой глазурью. Когда Бен широкими мазками нанес последние капли на яйцо Синнефо, все три яйца казались сделанными из массивного золота. И лишь постукивание копытец выдавало, что жеребята внутри живы.

– Теперь им нужно только тепло! – сказала Вита. – Прошу вас, дорогие дамы!

Две гусыни, чья очередь была сейчас насиживать яйца, были не в восторге от липкой пленки, золотившей их перья, но все же, вздыхая и охая, осторожно уселись в гнездо.

– Как ты думаешь, оно скоро подействует? – шепотом спросил Бен Гиневер.

– Надеюсь, что скоро! – шепнула она в ответ. – Ужасно, что их теперь не видно! Как же им страшно, наверное!

В набитом зрителями стойле вдруг стало очень тихо. Пугающе тихо.

Даже Лола, которая никогда и секунды не могла усидеть на месте, уставилась на гнездо, словно окаменев.

И тут… одна гусыня взволнованно загоготала.

Потом вторая.

Они захлопали серыми крыльями, поднялись с кладки и отскочили в сторону.

Яйца росли. Казалось, дыхание жеребят раздувает скорлупу.

Стойло наполнилось радостными криками, гоготом, ржанием.

Три яйца, под конец с трудом помещавшиеся в гнезде, стали теперь такого размера, что Бен вспомнил о легендарных слоновых птицах, вымерших, как принято считать, еще триста лет назад.

– Ничего себе! – тихо сказал ему Барнабас. – Кажется, нам придется выписать сюда парочку страусов, чтобы их высиживать!

– Я уже договорилась об этом с Инуа, – отозвалась Вита. – Он пошлет нам двух страусих, которых очень заинтересовала такая задача. К вечеру они будут здесь.

По мере роста яйца вновь становились прозрачными. Бен с Барнабасом не могли наглядеться на жеребят: ведь они их никогда еще не видели. Уранос, Хара и Синнефо шевелили крыльями, вытягивали тонкие как соломинки ножки и, казалось, не могли поверить, что им снова есть где разгуляться.

– А если они еще вырастут? – спросила Гиневер. – Половина стержня уже истрачена!

На взгляд Мухоножки, вернувшегося в стойло, услышав радостные крики, жеребята и так уже выросли более чем достаточно. Сейчас они были самого подходящего размера для гомункулуса – если бы он вдруг отважился оседлать крылатого коня.

– Еще одной обработки хватит, – пояснил он Гиневер. Барнабас тем временем открыл дверь стойла, чтобы Хотбродд и Тату хоть издали полюбовались на гнездо. – В книгах написано, что только что вылупившиеся пегасы размером не больше собаки.