Перо, закон и стеклянный шар (СИ)

– Я защищал свою хозяйку, - тихо произнес Майль, в руках которого появился белый шнурок. – Я не мог сделать иначе. Теперь остался ты, а потом мы уедем. Уедем далеко, где никто не будет знать о нашем прошлом...

– Если я пропаду, меня будут искать! – закричал Хальрун.

На этот раз кочегар не остановился. Он шел вперед с упрямым выражением на лице, стискивая в кулаке тонкую белую веревку.

- Пожалуйста, Майль! – взмолился Хальрун, отступая по стене вбок. – Представь, что будет с вейей Кросгейс, если в ее доме найдут обожженные кости!

Он сказал это, не осознавая чудовищного значения своих слов. Когда Хальрун понял, что только что описал собственное возможное будущее, то похолодел. От ужаса газетчик стал неосторожен, и ему под ногу что-то попалось, что-то горячее и металлическое. Со вскриком журналист полетел на пол, больно ударившись о трубу копчиком.

Когда у него в глазах прояснилось, Майль уже стоял рядом. Лицо у истопника было хмурым, но глаза под низко нависшими бровями казались печальными.

- Я быстро сделаю, вей, - пообещал он. – Не сопротивляйтесь. Это принесет только больше мучений.

- Пожалуйста! Майль! Я ведь не собирался умирать сегодня…

Веревка в руках истопника выглядела очень белой и составляла сильный контраст с черными волосами на костяшках пальцев. Почему-то эта деталь показалась газетчику особенно примечательной.

- Не надо, - взмолился Хальрун, пытаясь отползти прочь, но Майль уже склонился над ним.

Избегая смотреть в глаза газетчику, кочегар примерялся к шее журналиста. Она у Хальруна была тощей, в то время как, руки Майля выглядели большими и мускулистыми. Истопник мог бы закончить все без помощи веревки, просто пережав горло журналиста ладонью. Хальрун не поручился бы, что Майль при этом не раздавит ему гортань…

Кочер взял шнур за концы и дернул, должно быть, проверяя на прочность, но в глазах Хальруна жест выглядел издевательским запугиванием. В отчаянии он принялся лягаться, и один удар (журналист не понял, какой именно) удачно прилетел убийце в коленную чашечку. Майль зашипел, припал на здоровое колено, а в это время газетчик получил передышку и сумел вскочить на ноги. Путь наверх был перекрыт, поэтому Хальрун бросился в единственную комнату.

Каморка истопника размерами напоминала чулан, но сюда втиснули продавленную лежанку с кучей покрывал, стол и кресло для отдыха. Последнее явно принесли с верхних этажей, когда оно пришло в негодность для ухоженного дома Мализы. Пока Майль не опомнился, Хальрун метнулся к громоздкому гиганту и сумел передвинуть, подперев дверь. Так газетчик заблокировал единственный вход в каморку, а затем по стенке стек на пол.

Когда Майль попытался попасть внутрь, кресло даже не покачнулось. Кочегар был силен, но он ничего не смог поделать с массивной спинкой, вставленной под дверную ручку. Тогда Хальрун начал смеяться, чем должно быть, сильно озадачил своего несостоявшегося убийцу. Во всяком случае, ломиться в комнату Майль перестал, а затем газетчик услышал удаляющиеся шаги.

- Эй! – закричал журналист, немного выждав. – Ты еще там?

Когда ему никто не ответил, Хальрун неуверенно посмотрел на спасшее его кресло. Если Майль ушел, нужно было выбираться, ведь возможность покинуть подвал могла больше не представиться. С другой стороны, не было никакой гарантии, что истопник на самом деле покинул котельную. Хальрун позвал еще несколько раз, затем потер друг о друга влажные ладони и… рисковать передумал. В конце концов, его, действительно, обязательно станут искать, а детективу Лойветру должно было хватить ума связать пропажу журналиста с домом вейи Кросгейс. Этим Хальрун и утешился, стараясь не думать, что просто боится выйти.

В чайничке (судя по качеству фарфора и нескольким сколам, заварник тоже достался к истопнику после хозяйки) находился крепкий, хоть и остывший чай. Хальрун выпил все до дна несколькими большими глотками, – в горле у него пересохло, как в пустыне, – а потом лег на кровать, нарочно не сняв обувь.

Впрочем, прохлаждаться долго газетчик не смог. После пережитого ужаса журналиста трясло, и он хотел что-нибудь делать… И он не мог ничего делать. В каморке длиной в четыре шага даже пройтись было нельзя.

Хальрун прижался ухом к двери.

– Кто-нибудь меня слышит? – позвал он, напрягая слух.

Никто не ответил, и газетчик положил руку на спинку кресла, обитую тканью с желтыми цветочками. Если что-то пойдет не так, быстро вернуть преграду на место не получится. Харьрун облизнул губы…

- Эй! – закричал он и снова с досадой ударил по двери ладонью.

После минутного ожидания ему показалось, будто в котельной раздался посторонний звук. Там мог кто-то находиться, но этот кто-то молчал.

– Вейя Кросгейс! Майль! Ответьте! Я все равно не выйду, так давайте поговорим!

К каморке кто-то подошел (теперь присутствие человека стало очевидным), и Хальрун перестал кричать, прижавшись ухом к зазору между косяком и дверью. Последняя была сделана из твердого дерева и имела ширину в пол ладони, но журналист все равно боялся, что кочегар с хозяйкой придумают какой-то способ попасть внутрь...