Читаем Пером по шапкам. Книга вторая. Жизнь без политики полностью

Его различаю.

      Пытаюсь постигнуть,

чем был этот голос с картавой пластинки.

Дай, время, схватить этот профиль паривший

в записках о школе его под Парижем.


Кто принудил поэта написать гениально просто и понятно:


Струится блокнот под карманным фонариком.

Звенит самолёт не крупнее комарика.

А рядом лежит

            в облаках алебастровых

планета –

      как Ленин,

                  мудра и лобаста.


Да никто не принуждал. Но хотелось славы, и тогда писал «в струю», чего уж греха таить? Да ведь струя-то была хорошая, тёплая. Захотелось повыпендриваться и повыдрючиваться для большей популярности, позволили и это талантливому поэту. Ну, покричал Хрущёв с большой трибуны, погрозил выселением, однако же жив поэт со всеми своими поэтическими закидонами. Но ни у кого почти не остались в памяти строки ни его совершенно бездушной поэмы «Лёд», посвящённой гибели молодой студентки, ни никому не понятных стихов типа «Оза», ни прозы с экзотическим названием «О», подразумевающей дырку от бублика, только чёрного цвета. И слава постепенно тает, поскольку на поэмы подобные «Лонжюмо», остающиеся в истории на века, теперь никто и ничто не вдохновляет, а сегодняшнюю мало читающую публику никак уже не затрагивают ни архитектурные, ни футуристические, ни метафизические упражнения в поэзии. Не волнуют и остаются незамеченными даже самые краткие потуги поэта, которым он сам, очевидно, не смог придумать название:


таша говорю я на

низм ты говоришь кому

ыкант наливает муз

иноактриса пошла к

сотка улыбнулась кра

вать советует уби

лам сломалась жизнь попо


Ну, если даже мы и соединим разорванные поэтом слова, то и тогда поэзии не получится:


Говорю я Наташа

Ты говоришь комунизм

Наливает музыкант

Пошла киноактриса

Улыбнулась красотка

Советует убивать

Сломалась жизнь пополам


Для детей, которые тоже любят заниматься аналогичным словотворчеством, этот опыт поэта-профессионала, скорее всего, покажется бездарной попыткой. И они будут правы. Во всяком случае, у читателей эти упражнения интереса не вызовут, разве что у любителей кроссвордов, да и то вряд ли – слишком уж примитивно написанное. Поэтому и возникает вопрос, где Вознесенский настоящий поэт – когда писал о Ленине так, что каждое слово в душу западало просто и ясно, как капля чистой слезы, или сегодня, когда заставляет читателя увязать по уши в хитросплетениях ничего не значащих слов, выползающих буквально из пустомыслия? Мне думается первое вернее. Тогда именно он был поэтом.

Но я не сторонник смеяться над Вознесенским или упрекать его в деградации. Мне только больно за наше время, которое, словно танками по чеченским дорогам, прошлось по судьбам прекрасных творцов и рождает сегодня не только массовую серость, но массовое уродство во всей нашей жизни, включая литературу. В прозе это уродство начиналось, наверное, с Солженицына, с его маленького плюгавенького хитро заискивающего воришки Ивана Денисовича, вылившееся потом в ГУЛаговское враньё, за которое и дали Нобелевскую премию лишь потому, что оно было против советского строя, а не по причине таланта, которого там не усмотришь, как ни тщись. Я читал и других авторов, описывающих значительно интереснее и правдивее жизнь зеков в лагерях, но эти авторы не получили ни наших, ни международных премий, поскольку не сподобились бежать за границу и бить пятками по консервным банкам для создания шума и привлечения внимания к их книгам.

И всё-таки, может быть, Солженицына тоже можно назвать писателем, хотя говорят, что немало литературных рабов создавали ему окончательные варианты. Ну, это уже не дело читателей, а скорее исследователей, докапываться, кто и что на самом деле писал. Поэтому я за то, чтобы называть графоманом лишь того, кто точно ничего написать сам не может, но рвётся в литературу. А те, кто многое написали и не раз подтверждали публично своё авторство, должны всё-таки называться писателями и поэтами независимо от того, нравятся нам они или нет. Является же тот или иной поэт более чем поэтом, решать, читателю. Хотелось бы, конечно, чтобы все были – более, но возможно ли? Главное в дискуссии не завидовать пишущим мастерам, и лишь потому обвиняя их в неумении писать, но обсуждать творчество по существу, помогая тем самым и авторам и самим себе.


«Русский переплёт», 4.05.2001

«Литературная Россия», 14.02.2003

Literature-edu.ru, 13.10.2014


Сказка о том, как новый работник нового русского наказал


Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Воздушная битва за Сталинград. Операции люфтваффе по поддержке армии Паулюса. 1942–1943
Воздушная битва за Сталинград. Операции люфтваффе по поддержке армии Паулюса. 1942–1943

О роли авиации в Сталинградской битве до сих пор не написано ни одного серьезного труда. Складывается впечатление, что все сводилось к уличным боям, танковым атакам и артиллерийским дуэлям. В данной книге сражение показано как бы с высоты птичьего полета, глазами германских асов и советских летчиков, летавших на грани физического и нервного истощения. Особое внимание уделено знаменитому воздушному мосту в Сталинград, организованному люфтваффе, аналогов которому не было в истории. Сотни перегруженных самолетов сквозь снег и туман, днем и ночью летали в «котел», невзирая на зенитный огонь и атаки «сталинских соколов», которые противостояли им, не щадя сил и не считаясь с огромными потерями. Автор собрал невероятные и порой шокирующие подробности воздушных боев в небе Сталинграда, а также в радиусе двухсот километров вокруг него, систематизировав огромный массив информации из германских и отечественных архивов. Объективный взгляд на события позволит читателю ощутить всю жестокость и драматизм этого беспрецедентного сражения.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Военное дело / Публицистика / Документальное