Перпендикуляр

Тут Семеныч мысленно очутился на своих собственных настоящих похоронах. В его ушах раздалось:

"Сегодня мы прощаемся с выдающимся мыслителем нашей эпохи, писателем, художником, публицистом, естествоиспытателем, фотографом, шахматеристом и, наконец, бизнесменом

Л-Е-О-Н-О-М С-Е-М-Е-Н-О-В-И-Ч-Е-М Б-Л-Я-Х-Е-Р-О-М ! Ура, товари...!" Стоп! Не то.

"... Наша утрата безмерна, горечь - безгранична, память - вечна и бесконечна!"

Семенычу стало смешно.

"А что,- с внезапной грустью подумал он,- ученый-то во мне действительно умер, писатель, художник и поэт - тоже. Так, впрочем, и не больно-то родившись. Так что похороны эти вполне уместны."

И он продолжил своё присутствие на них. Среди присутствующих Семеныч увидел всех своих недругов, недоброжелателей, да и просто врагов. Они шли в первых рядах, горько рыдая, и таща огромный венок с аршинной надписью: "Осознали, да поздновато будет!"

За ними тянулась колонна, выстроенная строго по профессиональному признаку. Ведущие ученые мира, писатели, поэты, художники (авангардисты отдельно). Возглавлял колонну Леонардо Да Винчи со своим другом Джо Кондой. Джо кричал: "Только он, Семеныч, догадывался про меня!"

На подушечках несли разные памятные вещи. Значки, зажигалки, шоколадные медали, добрые дела Семеныча. Старушку, когда-то переведенную им через дорогу (она улыбалась, разметавшись по подушке), несколько машин, вытащенных из грязи с его помощью. Были приложены также справедливые, но не сказанные им нехорошие слова (в мешочке, завязанном черным ботиночным шнурком) и наоборот, незаслуженные, но все-таки сказанные хорошие слова (в открытой банке из-под клубничного варенья).

Процессия прошла мимо запертого окошечка кассы, над которым было написано "Прием и выдача соболезнований" и удалилась в колонный зал.

На трибуну попеременно выходили простые люди из толпы и покаянно, но очень спокойно и как-то даже дежурно удивлялись, как могло случиться, что такая глобальная личность, как Семеныч, оказалась не замеченной ими и не оценена по достоинству широкой публикой. (При этом под "достоинством" имелись в виду духовные ценности.)

В заключение на трибуну взобрался игрушечный заяц из Семенычева детства и строго сказал: "Хватит шалить, а то сейчас маме скажу. Ишь, распомирался!"

И все присутствующие тотчас обернулись и дружно посмотрели на Семеныча.

Семенычу стало стыдно. Он смущенно сказал: "Уж вы простите меня, уважаемые за такую минутную слабость. Признания вот захотелось при жизни, вот и помер я слегка. А у нас не принято при жизни-то. Перерасход почета, да гонораров всяких получается. Понимаю. Извините, больше не повторится. При жизни."

Он огляделся по сторонам. Погруженный в мысли, Семеныч не заметил, как дошел до океанского берега и оказался на пустынном гавайском пляже.

Семеныч присел на скамейку-качели, подвешенную на пластмассовых, экологически чистых цепях, и подумал о том, что, в сущности, нет никакой разницы между им-детсадовцем на качелях и им-нынешним.

Вернее, разница, конечно, есть, но она слишком мала по сравнению с прожитым временем. Точнее сказать, разница в основном (да вся, практически) количественная. Количество килограммов, морщин, долларов. Вот и всё.

Как маленький таракан и большой таракан.

Он опять вспомнил чернодырскую тюремную камеру. Вот где простор-то был! Простор мысли. Обостренность разума.

Чем замкнутее и ограниченнее физическое пространство вокруг человека, тем шире горизонт его мысли. Почему убогая, нищая, гразная, утопающая в воровстве Россия так богата интеллектом? Его откачивают, уничтожают, гнобят, а он всё есть и есть. И почему такая богатая и благополучная Америка так, извините, дебильна? (Относительно своих собственных мозгов, конечно.)

Наверное, потому же, почему и лучше думается в тюрьме. Слишком хорошо, наверное, у них. А у нас наоборот. Потому-то и простор мысли получается.

Семеныч встал и побрел дальше.

Можно отметить, что вот как это так, мол, гавайский Семеныч, а всё о России? Так ведь, наверное, понятно,что глубоко русский человек Леон Семенович Бляхер останется таковым хоть на Марсе. Поживший в России навсегда остается русским.

Тюрьма народов. Заповедник мысли. Страна непуганых чиновников.

Семеныч незлобиво выругался по-гавайски. Он не заметил, как его босая нога задела что-то, слегка выступающее из земли. Семеныч нагнулся и увидел что-то, слегка напоминающее горлышко закопанного в грунт сосуда.

Сначала он подумал, что это, наверное, бутылка с пивом, закопанная каким-нибудь туристом для охлаждения и после забытая. Но потом вспомнил где находится и подумал: "На кой леший закапывать, когда карманных холодильников полнo?"

Семеныч присмотрелся. Горлышко было явно не современного происхождения, потому как было испещрено мельчайшими трещинками, запечатано каким-то воском, да и к тому же безо всякой акцизной марки.

Он, покряхтывая, проверил, нет ли какой минной растяжки (хотя на кой в пустынном гавайском пляже ставить мину?) и принялся осторожно разгребать грунт.