Перпендикулярный мир

Новые мысли не покидали его, но и никак не укладывались. Он думал о художниках, которые рисуют и лепят обнаженных женщин, о женщинах, которые позируют им, и о таинственном худсовете, который разрешает все это делать. Похоже, что художники не совсем нормальные люди. Странный, озабоченный народ.

Возможно, он чего-то недопонимает — споры на эту тему затихли лет двадцать назад, а он до сих пор о них ничего не слышал — где, когда? Эстетические потребности надо, конечно, удовлетворять, но детям никак нельзя смотреть на подобные вещи. И шахтерам. А кандидатам наук — подавно.

Нет, тут какая-то дальновидная государственная политика, думал Коробейников. Рожать стали меньше, вот и ставят для поднятия духа каменных девок.

Мысль была глупа, но хоть с каким-то резоном, и он немного успокоился.

Опасения Коробейникова подтвердились — в понимании искусства кандидаты наук оказались зловреднее шахтеров. А он предупреждал! Пока Коробейников болел, они отбили девке кувшин, и теперь она не шла по воду, а непонятно что делала. Вместо кувшина заслуженный деятель искусств всунул ей в руку букет роз, но получилась ерунда — девкина поза под букет не подходила, — она размахивала цветами, будто подзывала к себе шахтера с отбойным молотком и парня с ядерной структурой, а те, конечно, рады стараться — прямо к ней и устремлялись, чуть не падая со своих пьедесталов. Новый кувшин ожидали из реставрационной мастерской со дня на день, а заслуженный деятель, проходя мимо девки на пляж, по-хозяйски прищуривался — все ли у нее на месте.

Выйдя на работу, Коробейников не застал букета. Он обнаружил в руке девки метлу, а на голове рваную шапку-ушанку с одним ухом. (Боре не попало только потому, что главврач смеялся над его проделкой.)

Решив к девке не подходить и даже издали на нее не смотреть, Коробейников отправился проверить, вышел ли на работу плотник. На доске объявлений висела художественная афиша о том, что «Фантомас разбушевался», но ввиду плохой погоды сеанс в летнем кинозале может не состояться. Из открытых дверей плотницкой мастерской слышались шуршанье рубанка и на удивление серьезный Борин голос:

— Коробейников появился, видел?

— Видел, — отвечал голос плотника.

— Теперь прячь стаканы, житья не будет, — вздохнул Боря. Ударение в слове «стаканы» он поставил на последнем слоге. — Вообще-то он мужик неплохой, но прямой, как шпала. Он из-за этой статуи получит инфаркт, помяни мое слово. Он добрый, когда все красиво.

— Так она же красивая, — отвечал равнодушный голос плотника.

— Он красоту не так понимает, оттого ему и плохо.

Коробейников задумчиво отошел. Его убедили рассуждения дворника. «В самом деле, пусть стоит, — подумал он о девице с бедрами. — Красиво? Красиво. Значит, пусть стоит».

То ли ноги сами несли его, то ли все дороги в санатории вели к ней, но вскоре он опять очутился у статуи. Сопротивляться было бессмысленно, что-то его туда притягивало. Около нее прямо в клумбе стоял незнакомый бородатый молодой человек, курил трубку и под руководством заслуженного деятеля сажал ей на плечо новый кувшин.

— Кувшин отбили, — неприветливо объяснил заслуженный деятель, когда Коробейников приблизился. — Некоторые граждане не видят разницы между голыми девками и произведениями искусства. Варвары!

Коробейников принял эти слова на свой счет, но промолчал и нерешительно взглянул на девку в упор. Ему показалось, что с ее каменного лица исчезла прежняя улыбка и теперь она глядит как-то тоскливо.

— Это из ваших? — спросил Коробейников, когда молчать стало неудобно.

— Мой лучший ученик, — с гордостью объяснил заслуженный деятель. — Надо мальчикам помогать, кто же после нас будет? Молодец, старается.

Бородач что-то недовольно пробурчал и чуть не проглотил трубку.

— Все мы немножко Пигмалионы, — вздохнул заслуженный деятель. — Носимся со своими скульптурами и чего-то ждем от них. А некоторые в кавычках ценители искусства первым делом спрашивают — сколько же она стоит, эта статуя, в денежном выражении?

Коробейников совсем смутился, потому что именно это и хотел спросить.

— Не так уж и много, — усмехнулся заслуженный деятель.

Молодой бородач плюнул в клумбу.

— Когда я был в Австрии, — вдруг неожиданно для себя сказал Коробейников, — то насмотрелся там на этих… кюфр… курфр… курфюрстов. На лошадях. Там в каждом городе в центре сидит кто-нибудь на лошади. Такая традиция. Как у нас с веслом, так у них на лошади.

— Вот именно! — с интересом подхватил заслуженный деятель. — У германцев свой шаблон. У них тяжеловесный стиль, давит. Кстати, а в Австрию путевка сколько стоит?

— Не знаю, — удивился Коробейников. — Я там был не по путевке.

— Командировка?

— Да, что-то вроде командировки, — усмехнулся Коробейников. — С апреля по ноябрь сорок пятого.

— А, — понимающе кивнул заслуженный деятель.