В свете фонарей она поднималась по ненадежной каменной лестничке, взвалив меня на плечо! Тут не было чуда – сверхъестественные силы придавал Хозяйке «метаморф» – облегающий костюм из тонкой, мягкой, но становящейся по ее воле очень упругой, ткани. Он мог менять цвет, держать комфортную для его владелицы температуру, а также выполнять функции экзоскелета. А впрочем, сам метаморф и был чудом – единственный в своем роде, как и «бластик» – пистолет, стреляющий тепловым лучом. Отличительные атрибуты Хозяйки – вроде скипетра и жезла тиранов мифической Терры.
…Только когда я, укутанный пледом, полулежал в глубоком кресле, вытянув худые ноги, и прихлебывал некрепкий кофе, только тогда Хозяйка изволила чуток усмехнуться.
– Такого вредного мальчишку нельзя оставлять без присмотра.
– Простите меня, – ответил я. – Ну, дурак я старый, что же поделать…
Уголки рта Хозяйки угрюмо опустились.
– Нет старых и молодых. Есть – в своем уме и выжившие из. Вы – такой же рассудительный, каким были всегда. Не рыпались, а спокойно дожидались помощи. Знали, что я вас не потеряю.
Она помолчала, глядя на огонь в камине, потом добавила:
– Но, все же, вам пора.
Дрова потрескивали, отблески огня играли на стенах, впервые за долгое время в одну из комнат Гнезда вернулся уют. Я допил кофе.
– Да… Наоми.
Она подошла и стала рядом со мной на колени. Ее костюм-метаморф сейчас выглядел шелковисто блестящим трико. Я вспомнил, что она носит его на голое тело.
Перехватила мой взгляд.
– Хороши, как всегда, – сказал я.
– Рон… ведь так не бывает. Можно любить человека пару-тройку лет, потом останется, в лучшем случае, привычка. Есть уникумы, чья любовь не умирает лет десять – снимаю перед ними шляпу. Но вы… Вам еще приятно смотреть на меня?
– Обалденная. Да, Наоми. Да.
– И вы… все медлили, потому… что хотели дольше оставаться со мной?
– Вы знаете, – ответил я.
Ее рука нашла мою, нежно сжала.
– Знаю. Прощайте, Рон.
– Прощайте, Наоми. Очень жаль оставлять вас одну. Все боюсь – вы без меня пропадете. А еще досадую, что не смогу сам заняться нашим сложным пациентом – видите: я даже шучу…
– Я позабочусь о нем за вас.
Встрепенулась, быстро встала.
– Я сейчас. Кажется, в глаз что-то попало.
Она долго не возвращалась, и я скоротал время, заканчивая свой дневник. Эта глава из моих записок никогда не увидит свет.
13. СЛОЖНЫЙ ПАЦИЕНТ
Белые снега Арктиды..
Белые. Снега. Арктиды.
Мои глаза слепят белые снега…
Нет.
Надо мной высокий белый потолок..
Я смотрю.
Я. Могу. Только. Смотреть.
Или не.
Закрываю глаза.
Открываю.
Надо мной лицо. Губы шевелятся.
– Вы видите меня?
Я шевелю губами:
– Вижу…
Я – вижу. Чувствую. Недоумение. Страх. Я – мыслю. Я – существую.
– Как вас зовут?
Меня зовут. Меня зовут – Я.
Ящик на столе говорит, показывает цветные картины. Он называется: видео. Ви-де-о. От слова «смотреть». Я могу смотреть. Я смотрю. Я слушаю. Дни тяжкой болезни прошли. Я возвращаюсь к жизни. Снова способен думать. Управлять эмоциями. Хорошо. Раньше я мог только плакать и повторять, как заведенный: «Не так… Не так!» Иногда случались краткие проблески, тогда я скорбно произносил: «У меня что-то с головой».
Ужасно – быть сумасшедшим. Ужасно для тех, кто знал тебя раньше. Сам ты этого уже не понимаешь. Но все прошло. Я выплыл из мрачной бездны.
Видео, настроенное на волну Эгваль, продолжает трепаться. (Речь вполне вернулась ко мне, я и жаргонизмы понимаю и использую).
…«Голос Эгваль» из Майи! Становятся известными страшные подробности проводимых в ГИН преступных экспериментов над людьми…»
Интересный, но слишком нервный рассказ. Переключаю канал.
«…Говорит Вагнок. Ее светлое высочество в своем традиционном радиообращении к народу подчеркнула необходимость всемерного укрепления обороны перед лицом растущей эгвальской угрозы…»
Голос диктора хорошо поставлен. В нем фальшь.
Переключаюсь обратно на волну Майи.
Так текут мои дни: когда я не принимаю процедуры или не гуляю по скудным аллеям больничного двора. Тогда я смотрю и слушаю. Еще – пробую читать. Постепенно проступает, яснее очерчиваясь, круг бытия.