Перси Джексон и похититель молний

— Не тормози, Перси. С тем, что вы называете «западной цивилизацией». Ты думаешь, это абстрактное понятие? Нет, это живая сила. Коллективное сознание, которое ярко пылает на протяжении тысяч лет. Боги — часть этого. Можно даже сказать, что они — его источник или, по крайней мере, так тесно связаны с ним, что не могут стереться из памяти, пока не будет уничтожена вся западная цивилизация. Огонь зажегся в Греции. Затем, как тебе известно, поскольку ты слушал мой курс, сердце огня переместилось в Рим, а вслед за ним и боги. О, возможно, им и давали другие имена — так, Зевса назвали Юпитером, Афродиту Венерой и так далее, — но могущество, как и сами боги, оставалось неизменным.

— А потом они умерли.

— Умерли? Нет. Разве Запад умер? Боги просто на время перемещались в Германию, Францию, Испанию. Там, где пламя пылало ярче всего, — там были и боги. Несколько столетий они провели в Англии. Тебе нужно всего лишь взглянуть на архитектуру. Люди не забывают богов. В каждом месте, где они правили последние три тысячи лет, ты можешь увидеть их на картинах, в мраморе, на порталах главных зданий. И конечно, Перси, сейчас они в Соединенных Штатах. Взгляни на ваш символ — это орел Зевса; взгляни на статую Прометея в Рокфеллеровском центре, на греческие фасады ваших правительственных зданий в Вашингтоне. Назови-ка мне хоть один американский город, где олимпийцы не были бы представлены в самых разнообразных местах. Нравится тебе это или нет — кстати, поверь, многие не были в таком уж восторге от Рима, — сердце огня ныне в Америке. Это великая западная держава. Поэтому и Олимп здесь. И мы тоже.

Все это было для меня чересчур, особенно то, что Хирон словно бы и меня причислял к ним, так, будто я принадлежал к какому-то клубу.

— Кто вы, Хирон? И кто… кто я?

Хирон улыбнулся. Он изменил позу, будто собирался встать со своего кресла, но я знал, что это невозможно. Вся его нижняя часть была парализована.

— Кто ты? — в раздумье пробормотал он. — Это вопрос, на который мы все хотим получить ответ, разве не так? А пока мы предоставляем тебе койку в одиннадцатом домике. Там ты встретишь новых друзей. И у тебя будет масса времени, чтобы подготовиться к завтрашним занятиям. Кроме того, вечером у костра состоится традиционное угощение с маршмеллоу[5] и сэндвичами из шоколада и крекеров, а я просто обожаю шоколад.

С этими словами Хирон стал подыматься из своей коляски. Но было что-то странное в том, как он это делал. Одеяло, прикрывавшее его ноги, упало, но сами ноги не двигались. Тело удлинялось, вырастая над поясницей. Сначала я подумал, что на нем очень длинная белая бархатистая нижняя рубашка, но Хирон все продолжал подниматься, становясь выше любого человека, и я понял, что бархатное белье и не белье вовсе. Это был торс животного, мускулистый и жилистый под жесткой белой шерстью. А инвалидная коляска оказалась отнюдь не коляской. Это было нечто вроде контейнера, огромного ящика на колесах, и тут, наверное, примешалось какое-то волшебство, потому что он не мог вместить Хирона. На свет явилась длинная узловатая нога с большим отполированным копытом. Затем другая, затем бедра, и ящик опустел — металлическая скорлупа с приделанными к ней муляжами человеческих ног.

Я уставился на лошадь, явившуюся мне из инвалидного кресла: передо мной предстал крупный белый жеребец. Но вместо шеи у него был торс моего учителя латыни, мягко переходящий в конское туловище.

— Какое облегчение! — произнес кентавр. — Меня засадили туда так надолго, что шерсть над копытами совсем слежалась. Итак, вперед, Перси Джексон. Пора познакомиться с другими обитателями лагеря.

Глава шестая Я становлюсь верховным повелителем туалета

Как только я свыкся с фактом, что мой учитель латыни — конь, мы с ним совершили замечательную прогулку, хотя я был достаточно осторожен, чтобы не идти прямо позади него. Несколько раз мне пришлось исполнять роль уборщика, которые чистят улицы перед Днем благодарения, и, как ни жаль, я не мог положиться на нижнюю лошадиную половину Хирона так же, как полагался на его человеческую часть.

Мы прошли мимо волейбольной площадки. Там подпрыгивали и разминались несколько жителей лагеря. Один указал на рог Минотавра, который я по-прежнему держал в руке. Другой сказал: «Это он».

Большинство ребят выглядели старше меня. Их друзья-сатиры были крупнее Гроувера, и все они, как один, щеголяли в оранжевых футболках с надписью «Лагерь полукровок» — это единственное, что прикрывало их лохматые бедра. Обычно я не такой уж стыдливый, но взгляды, которые они бросали на меня, заставляли испытывать некоторую неловкость. Возникало ощущение, что они ждут, что я вот-вот сделаю сальто или отмочу что-нибудь еще.