Персидские юмористические и сатирические рассказы

Если вы хотите научиться играть на сазе [198]или, например, изучить математику, то тоже устанавливаете себе какой-то срок: «Начну с начала месяца». Если в это время зима, то вы думаете: «Начну уж сразу с весны!»

Сделаем небольшое отступление в сторону философии и на этом закончим наши разглагольствования (мне лень продолжать!).

Обращали ли вы внимание на тот факт, что, когда человеку становится лень жить дальше, он кончает жизнь самоубийством?

Полушутливые-полусерьезные рассуждения о казни

В память об Иран Шарифи, первой казнённой в Иране женщине, своей смертью доказавшей право женщин на равноправие с мужчинами.

Казнь — это самое жуткое, самое необъяснимое до сих пор изобретение человека. Звери просто убивают друг друга: погибает более слабый. Только человек убивает равного себе.

Существует несколько определений понятия «человек». Например, человек — «существо разумное» или человек — «существо, обладающее речью», или: «Только человек умеет смеяться», или…

Мы можем прибавить к этому ещё одно определение: «Человек— существо, которое может казнить себе подобного».

* * *

Для существа неразумного убивать — естественно. Животное отнимает жизнь у другого, чтобы сохранить свою собственную, чтобы есть или чтобы защитить себя.

Но мне никогда не приходилось слышать, чтобы палач съел свою жертву, даже во времена голода или высоких цен на мясо. Я также никогда не слышал, чтобы приговорённый к смерти угрожал жизни своего палача. Ведь если бы не было смертников, на какие средства жили бы палачи?

Ярость или злоба, охватывающие убийцу,— будь он зверь или человек,— вполне объяснимы совершаемым им действием. Но что является недостойно противоестественным и вызывает недоумение во время казни,— это несоответствие между смыслом этого действия и тем, как его обставляют.

Если уж кто-нибудь хочет кого-нибудь убить, лучше бы сделать это безжалостно и быстро. Но тогда это не будет называться казнью. Это будет самое обычное убийство. Так убивают преступники, а не блюстители закона и правосудия. В нас нет враждебности к приговорённому к смерти. Мы убиваем исключительно в интересах общества. Мы убиваем человека, которого лично не знаем и к которому не испытываем ненависти. Единственное, что нам надо,— чтобы он умер и чтобы обставлено это было как можно гуманнее.

Антигуманное действие мы совершаем вполне гуманным способом.

Не правда ли, занятно? Обычно один убивает другого, если знает его, если в самом существовании этого человека заключается угроза его жизни. А судья и палач убивают незнакомого человека, не испытывая к нему никакой враждебности, не подвергаясь с его стороны никакой угрозе. Но как знать, может быть, подвергаясь? Или в человеческом обществе инстинкт играет такую же важную роль, как и в мире животных?

* * *

До сих пор я не понял, почему, когда собираются казнить человека, его будят на заре, точнее сказать, ещё ночью, и не дают ему по крайней мере выспаться всласть.

Раннее вставание — одна из самых мучительных обязанностей человека, её ещё с древних времён активно пропагандировали и считали залогом здоровья и процветания. Но у того, кого казнят, нет и не может быть ни здоровья, ни преуспевания — ведь у него нет будущего. Так зачем же будить несчастного на заре, тащить ещё сонного на площадь, когда он все ещё зевает, трёт глаза и никак не придёт в себя? Ведь этому человеку предстоит совершить самый важный в его жизни поступок. Так не лучше ли дать ему возможность перед этим собраться с мыслями?

Кроме всего прочего, таким образом опровергается знаменитое мудрое изречение: «Кто рано встаёт, тот в счастье живёт». Хотя будь мудрец Бозоргмехр жив, он порылся бы в рукаве и нашёл бы среди своих многих расхожих мудростей и такую: «Кто раньше другого встаёт, тот больше счастья узнает» [199]. Только что же это за счастье — накидывать верёвку на шею какого-то бедняги, вздёргивать его и получать за это вознаграждение, потом ждать следующую жертву, чтобы получить очередной гонорар?! Это может понять только сам господь бог или мудрец Бозоргмехр.

Итак, не лучше ли было бы послать за приговорённым не в два-три часа поутру, а эдак часов в девять-десять? Пусть уж хоть раз в жизни он потешит себя мыслью, что может встать попозже, как беззаботный богач, и не бояться, что за опоздание на работу его накажут.

* * *