Персидский мальчик

— Мы потеряли дорогу, — признал он. — Поэтому нам придется отыскивать ее самим. Единственный путь, в котором можно быть уверенным, это путь к морю. Мы двинемся туда на восходе, вот что мы сделаем.

За несколько часов до рассвета он выехал в сопровождении тридцати всадников; именно столько лошадей, способных вынести путешествие, удалось сыскать. Чтобы видеть направление, им пришлось идти при свете дня. Они растворились в темноте за ближайшей дюной, унося с собою все наши жизни.

Той ночью многие вернулись. Александр отослал их обратно, видя, что кони не справляются. Сам же царь продолжал путь с десятью сотоварищами.

На закате следующего дня, красном в песчаной пыли, мы увидели их черные тени на горизонте. Когда они приблизились, Александр показался мне вовсе исхудавшим, боль избороздила его лицо морщинами… Но он улыбался. И все мы впились в его улыбку, словно она прогоняла смерть.

Пятеро из десяти погибли в дороге; с оставшейся пятеркой он продолжал путь. Выехав на гребень очередного бархана, они увидали море, а у границы воды — то, о чем еще ни разу не докладывали разведчики: зеленую траву, которая не растет, если в почве нет пресной воды. Спешившись, они принялись копать, в то время как лошади просовывали меж ними морды, поводя ноздрями. Александр первым добрался до воды, и она оказалась свежей.

Ночью мы все отправились к морю. Александр вел нас, указывая колонне дорогу. Спасение совсем рядом, и он мог позволить себе править конем.

Морская гладь походила на полированное железо, но оно было влажным, и самый вид его освежил нас. Между кромкой воды и поросшими тростником дюнами была узкая полоска зелени, где невидимые ручейки впадали в океан.

Пять дней мы шли по ней, и легкий морской ветерок охлаждал нашу кровь; поэтому мы шагали днем, останавливаясь для того, чтобы выкопать колодец и напиться. Вечерами мы купались в море. Это было столь прекрасно, что я отбросил всю персидскую благопристойность и даже не заботился о том, видит ли кто-нибудь, как устроены евнухи. Мы все были подобны играющим детям. По зелени можно было судить, что мы вот-вот выйдем к дороге.

Потом стала появляться пища. Наши посланники не погибли; они достигли гедросского города на северо-западе, и оттуда весть обошла всю округу. Пришел первый караван — тяжело груженные верблюды. Начиная свой поход, мы смогли бы перекусить, не более того, но теперь честно поделенная на всех пища составила целое пиршество. Теперь нас было куда меньше. Часто делая остановки, мы чувствовали, как возвращаются силы. И наши лица уже казались менее изможденными, когда мы одолели последний переход на подступах к гедросскому граду.

Радушие этих мест ослепило нас: зерно и мясо, фрукты и вино, присланные из Кармании, чудесной страны, лежавшей впереди. Мы отдохнули, наелись и напились вволю; мы просто кожей впитывали здоровье, излучаемое буйной зеленью вокруг. Даже к Александру начала возвращаться прежняя стать, а на щеках его вновь играл румянец.

— Кажется, моя армия уже сможет насладиться отдыхом, — сказал он и двинул нас в Карманию легким, почти прогулочным шагом.

Пир на каждом привале и вдоволь вина; Александр посылал вперед обозный отряд, чтобы пища уже дожидалась нашего появления. Кто-то — Птолемей или Гефестион — изобрел план, чтобы заставить царя отдохнуть. Ведя тонкую игру, они не объявили Александру, что, судя по его виду, ему требуется отдых, а предложили, чтобы он, после всех свершений и выпавших на его долю испытаний, последовал примеру Диониса. Две колесницы были связаны вместе с положенным сверху помостом с кушетками, зелеными венками и красиво расшитым навесом. Прибывшие из города добрые кони весьма украсили все сооружение — и Александр не стал отказываться. Там, внутри, было достаточно места для него самого и одного-двух друзей; по дороге его шумно приветствовали войска… Из всего этого потом сотворили множество лживых рассказов с упоминанием каких-то совсем уж нелепых вакхических увеселений; но все они сводятся именно к тому, о чем поведал вам я. Дружеские уговоры, и только они, принудили Александра ехать не в седле, а на подушках.

На свежих лугах, у сладких ручьев, под тенистыми деревьями мы поставили лагерь. Царь сказал мне тогда: «Давно я не видел тебя танцующим».

Да, я возмутительно долго не пробовал танцевать. Но я был молод; сила возвращалась в мои жилы столь же легко и быстро, как вода растворяется в вине. С каждым новым днем мои упражнения все более напоминали удовольствие, а не пытку. И, кроме того, танец избавил меня от опасности переедать; в то время это было нашим общим бичом, особенно опасным для евнухов. Однажды набранный жирок непросто скинуть. И сейчас еще, пусть даже молодость моя давно минула, мне как-то удается не располнеть. Я думаю о своем господине. Не желаю услышать, как люди шепчут за моей спиною: «Да неужто этого увальня любил великий Александр?»