Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735)

В 1727 году муганский султан Рамазан и сальянский наиб Гардали-бек вели переписку с шахом Тахмаспом и Хаджи-Даудом. «Счастливому командующему, нашему Аджи Давуд хану, ныне указ шахова величества Тахмасиба на имя мое и Муса беку прислан а особливо вашей милости, а как сие письма получив и в скорости брата своего Мамед хан бека в деревне Жевать вышли, чтоб мне с ним видеться, а со мной ныне русских людей только десять человек, а другие с бригадиром и вы себя содержите без опасения; пожалуй времени не упущай и скоро суды приезжай», — писал Рамазан, но его гонцы в Шемаху были перехвачены. Султан был разоблачен наибом Али Гули, который сообщил русским властям: «Рамазан солтан сего апреля месяца обещал 200 лошадей дать под драгун и в своем слове не устоял, а я, нижайший, усмотрел за ним, что он неприятелем является, и я несколько людей своих по всем дорогам разставил, которые указ за печатью шаха Тахмасиба и письма от Хаджи Дауд хана за печатями достались и в мое руки отдали… Да к прежнему наибу, который в Сальянах убил подполковника, Мамед Усейна беку писал Гардалибек, и оное письмо попалось мне за печатью его, Гардалибека, и отнес в крепость и счастливому полковнику отдал. Да еще от Хаджи Дауд хана к Гардалибеку письмо, которое ему же, полковнику, отдал…»^{622}

Другие беглецы с отрядами своих сторонников нападали на мирные деревни и лояльных к русским должностных лиц. В 1729 году на сторону турок перешел некий «старшина» Вейсал из Астаринской провинции, а затем начал бесчинствовать:«…марта 29 дня… присыпаны были люди ево в деревню Мусаханову Еджекеж и пограбили рогатой скотины и лошадей немалое число и убили петь человек мужиков»; «…мая 4 дня бунтовщика Вейсала партия, пришед в деревню Сенебин, разорили и выжгли и несколько мельниц и других деревень разорили и выжгли же и скотину отогнали»^{623}. В следующем году в той же провинции «старшины» Авзал Алигул, Али Мамет и Гул Ахмет разгромили дома «даруги» Рустем-бека, а другой «астаринской даруга», Шепелян, сам «забунтовал», «отъехал в турки» и со своим отрядом «в российских провинциях деревни многие разорял»^{624}. В конце концов и сам Муса-хан «изменил» и ушел в горы, хотя и обещал сдаться при условии замены Фаминцына.

Правда, турецкая администрация по другую сторону установленного договором 1724 года «барьера» была в том же положении, и их недовольные подданные так же устраивали «бунты» и переходили к русским. Поскольку турки беглых не выдавали, то и российские министры велели Левашову (в рескрипте от 8 ноября 1728 года) поддерживать с ардебильским пашой наилучшие отношения, но на беглецов от турок «яко сквозь пальцов смотреть» и принимать таким образом, «бутто вы про тот их прием и не знаете ничего»^{625}. Левашев находился на связи с предводителем отрядов сопротивления туркам Беджеан Султаном и обещал ему в случае неудачи предоставить убежище^{626}.

Уличенных в «бунте» или подозреваемых в нем высылали — но уже в Россию. Первые высылки начались уже в 1723-1724 годах и продолжались позднее. Практика эта касалась как влиятельных и потенциально опасных лиц вроде бакинского султана или тарковского шамхала, так и рядовых «бунтовщиков» — гилянских крестьян или бакинских горожан, почему-либо показавшихся подозрительными. Среди 35 человек, высылаемых Левашовым из Решта в июне 1725 года, оказались, к примеру, «армянин Комейт Тагиров города Капина из-за Тевриза; служил в персицком войске за свою волю; при акции пойман с ружьем», «бусорман Рягим Фуминского уезду деревни Сянкабузу; при оной же акции пойман с ружьем», или даже не бунтовавший, но оказавшийся «в подозрении» Дилявер Авербеков «того ж Фуминского уезду деревни Калям; взят в лесу», или «Шариф хан Мирза Шарифов того ж уезду деревни Арбан», не к месту очутившийся в «бунтовавшем» городе Лашемадане^{627}. О других известны только имена: Садых-Ширбат, Мустафи, Мурат Маамет, Амет-бек, Мирза Кари, Жемшит-хан значатся среди 67 человек, отправленных Матюшкиным в том же году, где уже начальство решало, кто из преступников пойдет на каторгу в Рогервик, а кто окажется на Украине. Высылая ненадежных людей, «которые явились и были при собраниях з бунтовщиками и в других подозрениях, Матюшкин напоминал, что «из вышереченных персиян многие знают за шелком ходить, и ежели государственная коллегия иностранных дел соблаговолит за благо разсудить из оных персиян знающих для розводу шелковых заводов послать на Украину, тутовый лист есть, чем червей кормят, а семен, из чего черви родятца, можно отсюда послать доволное число без труда»^{628}.