Серебро, а также 165 821 рубль «персицкой монетой» он привез с собой в Москву в 1728 году — остальное было истрачено на месте Низовым корпусом. Но и доставленные в Россию средства не пошли в бюджет: деньги были перечеканены на Монетном дворе, и полученные 187 729 рублей также отправлены обратно в Иран на содержание войск. При этом князь уверял, что в следующем году в казну поступит не менее 100 тысяч рублей из новых провинций{803}
. (Общую сумму сборов с 1723 года и «в бытность мою» князь оценивал на 1 января 1728 года в 507 044 рубля, что разнится с приведенными ниже подсчетами Левашова за тот же период более чем на 100 тысяч рублей{804}.) Но в следующем году командующий в докладной записке на имя Верховного тайного совета был уже менее оптимистичен: «Сколько времени прошло с начала вступления наших войск в Персию без всякой прибыли. И впредь не видим, чтоб могли убытки свои возвратить. Сколько денег, провианту, амуниции, адмиралтейство в Астрахани содержим, с начала вступления наших, сколько рекрут и солдат употреблено… без плода, а конца не видим и по человеческому рассуждению трудно конца ожидать — между такими азиатскими народами мы вмешались. Разве Всевышний силой своей божественной паче чаяния человеческого может… согласие или мир между басурманы сделает»{805}.В целом военным властям худо или бедно удалось наладить сбор податей, хотя и не сразу. В 1729 году Левашов в Гиляне и Астаре собрал 192 033 рубля в российской и персидской монете. Последняя была выше качеством, и правительство поначалу предпочитало получать подати именно ею. «Персидскую монету» привозили для перечеканки в Россию, как это сделал в 1728 году В.В. Долгоруков; в 1731-м генерал-майор Т. Венедиер привез с собой в Москву из Ирана еще 7473 рубля{806}
. Есть упоминания о попытке организовать чеканку местных монет из серебряной руды, но сырье пришлось везти контрабандой из турецких владений, и это начинание заглохло{807}.Еще в 1729 году Долгоруков доказал, что налоги имеет смысл брать также и российскими деньгами, чтобы избежать «в басурманах возмущения»; к тому же в Иране при отсутствии твердой власти не было и нормальной чеканки, а «из дальних мест купечества не имеется»{808}
. Генерал докладывал в Сенат о пресечении попыток вывоза из подконтрольных ему владений серебряной монеты путем обмена ее на персидские медные деньги — «казбики». В 1727 году глашатаи объявляли на базарах его указ: «Буде в провинции под высокою ее императорского величества державою состоящие хто медные денги, а из правинцей серебреные денги повезет, и за то те люди жестоко наказаны будут». Медные же «казбики» командующий не запрещал, но повелел их «вполы обдешевить» (то есть приравнять не к копейке, как прежде, а к половине копейки) и переклеймить ходячую монету «под росийской герб»{809} — только такие деньги разрешались к обращению. Казна получила от перечеканки поступивших от населения монет общим номиналом в 30 тысяч рублей доход в три тысячи, но насколько эффективной была эта реформа, неизвестно.В январе 1730 года Левашов начал перепись податного населения. В изданном по этому поводу «всенародном объявлении» указывалось, что она проводится по просьбе «почтенных арбабов» для справедливого распределения тягот после всех прошедших потрясений — военных действий, наводнений, смерти многих налогоплательщиков. В Реште была образована комиссия из шести купцов — представителей трех городских «слобод»; в «уездах» же перепись проводили по махаллям избранные для этого в каждой из них шесть человек. Этим «описателям» предстояло учесть «обывателей», пашни, «шелковые сады и заводы» и прочие «податные жеребьи» и определить размер податей с них по «прежним окладам». Жители должны были предоставлять переписчикам «корм и фураж без излишества», а те — воздерживаться от попустительств налогоплательщикам и злоупотреблений: «Взятки и подарки отрешены и отрешаютца»{810}
.Как именно проходила перепись, подводились и проверялись ее результаты, неизвестно; подобных данных среди сохранившихся документов нами не обнаружено. Не вполне понятно и то, насколько успешно российские офицеры и подьячие усваивали местные налоговые премудрости, ведь только на территории Ширвана действовали десятки различных податей и сборов{811}
. Однако определенный результат перепись принесла, судя по увеличению налоговых поступлений. Согласно имевшимся в Коллегии иностранных дел подсчетам, за 1724-1728 годы Левашов в Гиляни и Астаре собрал 192 033 рубля при им же оцененной недоимке в 669 643 рубля{812}. Но сборы 1729 года принесли уже 202 931 рубль; в следующем году там же было получено 216 795 рублей, а общий доход казны с начала российского присутствия составил, как указывает приходно-расходная книга командующего за 1730 год, 457 530 рублей{813}. В июне 1730-го Левашов отправил в Россию 100 тысяч рублей персидской монетой в тринадцати ящиках{814}.