Персидское дело

Но у него нет таких денег, чтобы нанять корабль, думал Маркел. Да и чем бы он слона кормил? И главное, кто он теперь такой, если он без подорожной? Он что, спросят у него, царского слона украл? И Маркел стоял возле крыльца, а время шло и шло! Колокол на колокольне отбил четверть часа, потом половину, потом полный час, потом ещё, потом ещё, у Маркела уже ноги затекли стоять…

И наконец явился Осорин. Вид у него был очень строгий. Он сказал:

– Ну, что? Говорили же тебе: не лезь! Нет, сунулся! Держи!

И подал Маркелу подорожную. Маркел взял её, увидел золочёную печать и аж затрясся от радости. Но всё равно взялся читать и прочитал: репы на день полпуда, брюквы пуд, каши ячневой ведро, сухарей десять фунтов… И так далее. То есть и это всё было на месте. Маркел облегчённо вздохнул, перевернул бумагу на другую сторону, увидел подпись Воротынского, заулыбался и спросил:

– А как воевода?

– Уже много лучше, – сказал Осорин. – Вырвали ему этот проклятый зуб! С корнями! – Но тут же спохватился и прибавил: – Давай скорее! Вам же сегодня уезжать, а дел ещё вон сколько! Воевода говорит, чтобы не мешкали!

И они, развернувшись, пошли спешным шагом, вышли из кремля, спустились к пристани. Там стояла здоровенная толпа и было слышно, будто кто-то громко чавкает. Осорин спросил, что там такое, и ему ответили, что слон. Осорин пошёл через толпу, все перед ним расступались, Маркел чуть поспевал за Осориным. А когда они вышли на свободное место посреди толпы, то увидели там слона, который похаживал туда-сюда и пощипывал травку. Осорин сердито хмыкнул, обернулся к Маркелу и спросил, что неужели это всё, что слон умеет.

– Нет, почему же, – ответил Маркел. – Он ещё может людей давить. Насмерть.

Осорин осмотрелся, увидел Збруева и показал ему рукой вот так. Збруев велел всем расходиться. Но толпа даже не шелохнулась. Тогда Збруев позвал:

– Маркел Петрович!

Маркел выступил вперёд и приказал слону служить. Слон топнул всеми четырьмя ногами, потом встал на дыбы, задрыгал хоботом и опять встал на землю. Толпа расступилась. Маркел взял слона за бивень и повернулся к Осорину. Тот настороженно молчал.

– Чего ещё? – спросил Маркел.

– Ладно, – сказал Осорин. – Некогда тут языки чесать. Вам надо скорей в Москву. Пойдём, выберем тебе корабль.

И они, а это Осорин, Збруев, Маркел и слон, а за ними Иван Гриднев, казанский таможенный староста, иВаська-посыльный с Маркеловым сундуком, пошли вдоль причалов, рассматривали стоявшие при них корабли и пока что молчали. Потом Осорин вдруг остановился, посмотрел на один из кораблей и спросил, чей это. Гриднев посмотрел в свою таможенную книгу и ответил, что такого-то. Осорин велел идти дальше. И так они прошли мимо, может, полусотни кораблей, но Гриднев всё никак не мог удовольствоваться, пока они не подошли к так называемой большой насаде Петра Дьякова. Дьяков сказал, что собирается идти на ней на Ярославль, но отчаливать он думал только послезавтра, потому что до конца ещё не собрался.

– А мы поможем! – сказал Осорин. – И заплатим.

И велел Ваське-посыльному бежать за людьми. Васька поставил Маркелов сундук на землю и побежал, а Осорин обернулся к Гридневу, и они стали листать таможенную книгу и искать то, что было нужно. А тут как раз вернулся Васька с людьми, люди стали сновать по причалу и брать то, что было нужно Маркелу в дорогу, а Осорин за это сразу расплачивался. То есть работа быстро спорилась. Потом так же споро принесли сходни с рыжовского струга, поставили, как показал Маркел, а после уже только сам Маркел взял слона за бивень и взвёл на насаду. Насада скрипнула, но удержалась. Маркел перекрестился и сказал:

– Помилуй Бог! – и сделал рукой уже вот так.

Дьяковские поднялись на корабль, стали по своим местам, воротыновские оттолкнули их от причала, одни дьяковские сели к вёслам, другие расставили парус, и насада поплыла. Было это сентября 29-го дня в четыре часа пополудни, то есть было ещё светло, но не очень, и дул свежий ветер полуночник.

Глава 35

И этот ветер как подул, так на неделю зарядил и не сворачивал, поэтому они, против него, плыли совсем не быстро. А если прямо говорить, то они чуть тащились. Маркел ходил туда-сюда с кормы на нос и с носа на корму, смотрел по сторонам, помалкивал. А на кого ему было кричать? На ветер? А тут ещё, на третий или на четвёртый день, проезжие рыбаки им сказали, что на луговой стороне неспокойно, черемисы пошаливают – и они стали держаться горной стороны. И людям это было всё равно, а вот слон очень крепко обиделся. И это было понятно, потому что даже человеку было сразу видно, какая на луговой стороне сочная и сытная трава и какая тощая на горной! Вот слон и гневался, брыкался, когда его запрягали…