Персия: эра войны и революции. 1900—1925

«Пятого сентября 1924 года Есенин прибыл в Баку, надеясь пожить здесь достаточно долго. Остановился Сергей в гостинице “Новая Европа”. Он уже собрался было навестить Чагина, как вдруг нос к носу столкнулся в ресторане со своим старым знакомым, с которым не виделся, почитай, с год, – Яковом Блюмкиным, жившим в той же гостинице под конспиративной фамилией “Исаков”. Есенин отложил свой визит к Чагину, и они с Блюмкиным завели разговор о славных и голодных годах военного коммунизма, об имажинистских похождениях, вспомнили осень 1920 года, когда под поручительство Блюмкина Есенин был выпущен из ЧК, куда попал вместе с братьями Кусиковыми…

Из беспорядочной болтовни “Исакова” Есенин понял, что он выполняет здесь какое-то секретное задание, связанное с коммунистическим движением в Иране, недаром Блюмкин уже давно подписывался как “член коммунистической партии Ирана”. В те годы, когда надежды на мировую революцию в кремлевских головах еще не повыветрилисъ, многие партийные и чекистские функционеры, пытаясь раздуть мировой пожар, побывали в качестве официальных послов и секретных уполномоченных в близлежащих странах. Иоффе какое-то время являлся послом в Австрии, Крестинский – в Германии, Раскольников – в Афганистане… А Блюмкин плел свои сети в Иране. Баку представлял собой что-то вроде его основной резиденции. Это было время международного революционного авантюризма, и такие люди, как Блюмкин, готовые на все, высоко ценились в левотроцкистских кругах кремлевско-лубянской элиты».

Станислав Куняев, Сергей Куняев. Сергей Есенин

«И все-таки, – делает вывод Ахадов, – если, несмотря на все приведенные аргументы и предположения, в действительности поэту так и не удалось побывать в Персии, уровень его духовного проникновения в реалии персидской поэзии таков, каким он может быть либо у человека, реально жившего на Востоке, либо у гения. И если первое как бы под вопросом, то второе очевидно».

Гумилев: несостоявшееся спасение

Николай Гумилев, известный поэт Серебряного века и лидер творческого движения акмеистов, обвиненный большевиками в причастности к так называемом «заговору Таганцева» и расстрелянный в августе 1921 года, мог оказаться в Персии. Еще во время Первой мировой войны. И возможно, случись так, его судьба сложилась бы иначе. Но когда речь зашла о переводе Гумилева на Персидский фронт, возникли проблемы с финансированием этой дальней поездки.

Ольга Дыдыкина отмечает: «Побывать в Персии, на земле великих поэтов и философов: Хафиза, Саади, Хайяма, Хосрова, чьим творчеством Гумилев страстно увлекался, – было не просто мечтой. Гумилев стремился сделать ее явью и при первом же удобном случае бросился воплощать с решимостью и напором военного человека. Едва генерал М.И. Занкевич узнал от Н.С. Ермолова, что генералу Л.Ф. Бичерахову на Персидском фронте требуются двадцать шесть русских офицеров: кавалеристов, артиллеристов и пехотинцев, соответствующим образом обмундированных, и сообщил о вакансиях Гумилеву, как тот незамедлительно подал сразу два рапорта. Первый, официальный – представителю Временного правительства при Французской Главной Квартире полковнику Бобрикову: “Согласно телеграмме генерала Ермолова ходатайствую о назначении меня на Персидский фронт. Прапорщик 5-го Гусарского Александрийского полка Гумилев. 8 января 1918 года”.

На рапорте рукой Занкевича наложена резолюция: “Согласен”. Второй “рапорт”, стихотворный, также был подан Бобрикову и говорит сам за себя: