На стуле за дверью сидела крошечная, очень древняя старушка, которая внимательно смотрела на меня круглыми, как у птицы, глазами, прямо-таки тонувшими в глубоких морщинах. Ей было никак не меньше девяноста; ее все еще красивые, но совершенно белые волосы были заплетены в длинную косу, несколько раз обернутую вокруг головы; желтый головной платок сполз и свободно болтался на шее. Лицо старушки напоминало высохший, сморщенный персик, а руки — когтистые куриные лапки. Но стоило мне войти, как именно она первой нарушила царившую там тишину, что-то пронзительно каркнув по-арабски.
— Это моя свекровь, — сказала Фатима и улыбнулась с тем же извиняющимся выражением лица, какое у нее появлялось, когда она говорила о Майе. — Ну, Оми, поздоровайся с нашей гостьей.
Оми Аль-Джерба глянула на меня так, что я, как ни странно, сразу же вспомнила об Арманде.
— Смотри, она нам персики принесла, — сказала ей Фатима.
Карканье сменилось трескучим смехом, и Оми потребовала:
— Дай-ка поглядеть.
Фатима протянула ей корзинку.
— М-м-м, — мечтательно промычала Оми и улыбнулась мне беззубым, как у черепахи, ртом. — Как это приятно! Можешь приходить к нам еще. Разве я могу разжевать ту ерунду, которую здесь подают, — этот их дурацкий миндаль, финики и тому подобное? Моя невестка, видно, пытается голодом меня уморить.
Майя рассмеялась, захлопала в ладоши, и Оми тут же сделала вид, что сердится на нее, и даже слегка зарычала. А Фатима, улыбнувшись так, словно слышала все это уже тысячу раз, сказала:
— Видите, каково мне с ними? — Потом, указав на молодых женщин, она представила их: — А это мои дочери, Захра и Ясмина. Ясмина замужем за Исмаилом Маджуби. А Майя — их дочка.
Я улыбнулась обеим женщинам, и Захра — в черных одеждах и черном
Я сумела вспомнить кое-какие известные мне арабские слова и сказала:
—
Женщины удивленно на меня посмотрели, потом довольно заулыбались, и Захра прошептала вежливый ответ. А Майя снова громко расхохоталась и захлопала в ладоши.
— Майя! — одернула ее Ясмина и нахмурилась.
— Она очень милая маленькая девочка, — сказала я.
Оми захихикала.
— Погоди, вот познакомишься с моей Дуа, — сказала она, — увидишь, у кого действительно ясная головка! А какая память! Да она наизусть Коран цитирует лучше старого Маджуби! Точно вам говорю: если б эта девочка мальчиком родилась, она бы уже всей деревней командовала…
Фатима насмешливо заметила:
— Наша Оми всегда мальчиков требует. И поэтому поощряет Майю, когда та бегает где хочет, как мальчишка, и над дедом подшучивает.
Оми подмигнула Майе. Майя просияла и тоже ей подмигнула.
Ясмина смотрела на это с улыбкой, а вот Захра хранила полную серьезность; мало того, ей, похоже, было даже несколько не по себе; во всяком случае, выглядела она куда более сдержанной, чем остальные.
— Нам бы следовало предложить гостье чаю, — сказала она.
Я покачала головой.
— Нет, спасибо, я уже пила. Большое спасибо за печенье. Я, пожалуй, уже пойду. Не хочу, чтобы мои дочери волновались.
Я взяла свою корзинку, теперь наполненную самыми разнообразными марокканскими лакомствами.
— Мне тоже доводилось делать такие вкусные вещи раза два, — сказала я. — Но теперь я в основном делаю просто разные шоколадки. А знаете, это ведь я раньше арендовала тот магазин, что напротив церкви. Там, где был пожар.
— Правда? — Фатима даже покачала головой.
— Ну, это было очень давно, — сказала я. — А кто там теперь живет?
Возникла еле заметная пауза; улыбка на круглом лице Фатимы несколько утратила теплоту; Ясмина опустила глаза и зачем-то принялась поправлять ленту у Майи в волосах; а Захра явно занервничала. Одна Оми не растерялась; громко фыркнула и сообщила:
— Да Инес Беншарки!
Инес. Значит,
— Она что, сестра Карима Беншарки? — спросила я.
— Кто тебе это сказал? — удивилась Оми.
— Да кто-то из деревенских.
Захра искоса глянула на Оми:
— Оми, пожалуйста…
Та поморщилась.
—
— Конечно. Обязательно принесу и приведу. — Я повернулась к двери, и Фатима вышла на улицу, чтобы проводить меня.
— Спасибо за персики.
Я улыбнулась:
— Приходите к нам в гости в любое время.