Персики для месье кюре

Как и Алиса, подумала я. По крайней мере, как та Алиса, какой она была до появления в ее жизни Карима Беншарки. И я снова посмотрела на Карима; теперь он стоял на причале и разговаривал с Ру. Господи, подумала я, как этот человек сумел обрести такое невероятное влияние в общине Маро? Да, он, безусловно, очень хорош собой. Да, он, безусловно, очень обаятелен. Да, он, если верить рассказам Каро Клермон, немало сделал, чтобы «втащить общину Маро в двадцать первый век». Благодаря его влиянию Саид даже мечеть попытался сделать более прогрессивной, а помощь Карима в усовершенствовании спортзала превратила это место в настоящий молодежный клуб. Тем более странно, что его сестра всеми силами стремится сохранить традиционный облик мусульманской женщины — если, конечно, слухи, которые ходят об Инес, не окажутся правдивыми и под ее покрывалом не скрывается нечто куда более опасное, чем показная скромность.

Но то, что я видела тогда ночью — и снова уже этим утром, здесь, на причале, — предполагает, что и у Карима тоже есть темная сторона. Об этом свидетельствует и его отношение к Алисе, и его лишенная всякого уважения манера разговаривать со старым Маджуби, и то, как нагло он вел себя с Ру. Мне было совершенно ясно, что он способен на неверность, но теперь я начала думать, что он способен и на нечто большее. Агрессивность он уже продемонстрировал. Может, он способен и на насилие? Что, если Соня попросту его боится? А Инес и Дуа? Уж не сознательно ли они его избегают?

Захра по-прежнему наблюдала за мной, но ее взгляд показался мне несколько странным. Такими же глазами она смотрела на меня прошлой ночью, когда мы случайно встретились на задворках спортзала. Действительно ли в той коробке были вещи старого Маджуби? А может, она несла вещи Инес?

Я посмотрела на минарет, высившийся в конце бульвара. Изящный, белый, как кость, элегантный, увенчанный серебряным полумесяцем. А на противоположном берегу реки — приземистая колокольня Сен-Жером, простенькая, крепенькая, ничем не украшенная. Две башни — одна напротив другой — стояли сейчас на двух берегах Танн, точно фигурки на шахматной доске…

— Вы ведь знаете, где Инес, правда? — спросила я, поворачиваясь к Захре.

Она кивнула.

— Я виделась с ней вчера ночью. И рассказала ей о вашем друге Рейно и обо всем, что здесь происходило. А потом я поговорила с Соней. — Она быстро глянула на Соню и что-то сказала ей по-арабски.

— И что сказала Инес? Она видела Рейно?

— Нет, она его не видела, — покачала головой Захра, — зато я знаю, где он. Простите меня, Вианн. Я это знала почти с самого начала…

Я так и уставилась на нее.

— Но… почему же?

Она пожала плечами.

— Мне казалось, что так я защищаю Инес.

— А теперь?

Она посмотрела на меня и вдруг улыбнулась:

— А теперь Инес сама хочет с вами поговорить.

Глава пятая

Суббота, 28 августа, 10 утра

Десять часов. Конец мессы. Даже здесь, внутри моего «кита», меня продолжает преследовать призрак отца Анри. Конечно, мои колокола я узнаю где угодно! И никогда ни с чем не спутаю их голоса! Через минуту отец Анри уже будет сидеть в моей исповедальне, выслушивая тайные признания моих прихожан, раздавая им в наказание за грехи «Aves», в очередной раз заняв мое место…

Стук по решетке. Это снова Майя. Точнее, Майя и Розетт. Две пары маленьких сапожек — одни с принцессами из диснеевских мультфильмов, другие лимонно-желтые. С ними какой-то кот, похоже редкостный обжора, которого Майя крепко прижимала к себе. Время от времени зверь издавал похоронные вопли, и я спросил:

— Значит, ты все-таки нашла своего кота?

Майя одарила меня сияющей, совершенно счастливой улыбкой.

— Да, он нашелся вчера вечером. И я отнесла его джиддо.

— Замечательно. — Если честно, я едва держался на ногах, так сильно кружилась голова. И горло очень болело, так что говорил я еле слышно. — Интересно, чего ты потребуешь в следующий раз? Пони? Встречу с папой римским? Поющую шляпу?

— Вот глупости! Шляпы не поют!

Я попытался взять себя в руки. Должно быть, у меня довольно высокая температура, и с этим связано мое странное, легкомысленное, почти непреодолимое желание рассмеяться, а ведь я отнюдь не тот человек — и тебе это прекрасно известно, отец мой, — которому свойственно много смеяться. Я вспомнил Карима Беншарки и его угрозы и постарался сосредоточиться и быть серьезным.

— Скажи, пожалуйста, Майя, ты передала Вианн Роше то, о чем я тебя просил?

— Угу. Я ей все о тебе рассказала.

— И что же она?

— Она сказала, что это очень мило.

Я предпринял еще одну попытку:

— Послушай, Майя. Я вовсе не джинн. Меня посадил сюда Карим Беншарки.

Майя, склонив головку набок, с хитрым видом возразила:

— Если ты не джинн, то как же ты исполняешь желания?

— Майя! Ты будешь меня слушать или нет?

— Мое третье желание…

Невозможно спорить с неуязвимой логикой детства. Вдруг, впервые за несколько десятилетий, я почувствовал, что вот-вот заплачу.