Персиковый сад (сборник)

Потом встречали архиерея, и когда протодьякон прорычал «Премудрость!», у отца Василия перехватило дыхание, и он еще сильнее почувствовал себя маленьким и ненужным на этом большом и красивом празднике. Он поднял глаза и неожиданно встретился взглядом с владыкой; в груди у него екнуло, и сердце упало вниз.

Соборный священник протянул архиерею на расшитом золотом воздухе напрестольный крест. Все служащие батюшки скорым порядком двинулись прикладываться ко кресту, пошел непослушными ногами и отец Василий.

«Да просветится свет твой пред человеки…» – гудел протодьякон. Потрескивали в подсвечниках свечи, и огромное хрустальное паникадило рассыпало синие огни по всему храму.

«Не нужно бы нас, сельских батюшек, на подобные торжества приглашать, – подумалось отцу Василию, – служим мы на приходах, и ладно, а тут пусть уж городские да молодые перья-то распускают». Подумав так, он себя одернул, потому что не подобает размышлять, о чем не следует, архиерею лучше знать, кого и куда приглашать. «Наше дело военное, куда приказали, туда идем», – твердо сказал себе отец Василий, кланяясь владыке, осеняющему с кафедры народ свечами.

Пошла своим чередом Божественная литургия. Архиерейский хор гремел, многоголосо выпевая слова праздничных антифонов. Ход службы, тайные молитвы и возгласы отец Василий знал наизусть, потому что очень любил богослужение и всегда совершал литургию с превеликим вниманием, страхом и благоговением. А тут от волнения все у него получалось, что называется, не с руки – то петуха на возгласе пустит, то нога ступит не так и не туда. Это еще больше выбивало отца Василия из колеи, и вот уж ему кажется, что все в алтаре на него только и глядят, дескать, какой неуклюжий старик явился в кафедральный собор из глухого медвежьего угла.

После Херувимской в груди зажгло, а потом пришла боль. Она была для него новой. Разломив грудную клетку, она ушла в левую руку, и отец Василий даже служебник уронил.

«Вот, – подумал он, стараясь отвлечься от боли, – мне тут как грешнику в раю. Попал по воле случая с праведниками в кущи-то. Нет бы возликовать, ведь – рай! Всю жизнь сюда стремился. Бога славить надо да травы райские слезами счастливыми поливать, а душе мучительно. Трепещет она и смущается, будто не дома. Отчего так? По грехам моим, не иначе. Наука мне, неразумному попу!..»

Вот и причастие. С сердечным замиранием принимая из рук владыки Тело Христово, отец Василий не поцеловал архиерейскую десницу и, лишь отойдя на правую сторону престола, вспомнил об этом. Все от волнения. А чего волнуюсь? Нечего мне волноваться-то. Это ли волнение! Он вспомнил свою хиротонию – четверть века тому. Вот там он волновался – ничего даже не видел, только свет какой-то перед собой, да голос архиерея: «Аксиос!» Скоро опять споют ему аксиос. А что – верой и правдой служил матери-Церкви, пускай не на виду, пускай звезд с неба не хватал, а просто помогал людям дорогу искать среди темноты житейской. И слава Богу! Слава Богу за все.

Произнеся мысленно эти слова Иоанна Златоустого, отец Василий как-то прибодрился и успокоился даже. И боль за грудиной отпустила. Но когда после причастия все, кто был в алтаре, выстроились в очередь под архиерейское благословение, он вдруг почувствовал сильную испарину и слабость в ногах. Присесть бы на минутку, подумал отец Василий. Но присесть он не успел, да и не посмел бы. Жертвенник вдруг стал подниматься вверх к потолку, на котором были изображены Небесные Силы во главе с Архангелом Михаилом, держащим в одной руке знамя, а в другой меч, и тут в глазах у отца Василия потемнело.

Он упал тихонько, сложившись калачиком на зеленом, с разводами алтарном ковре. Все кругом засуетились.

– Что это с ним? – спросил архиерей.

– Сердце, должно быть, – ответил отец секретарь, с испугом глядя на лежащего без движения отца Василия.

– Да принесите же воды!

– И «скорую», «скорую» вызывайте!

«Скорая» приехала быстро. Мужчина-врач несколько было растерялся в непривычной обстановке алтаря, но тут же пришел в себя, склонился над телом отца Василия и через минуту поднял голову:

– Он умер!

Стало тихо. С клироса через открытые дьяконские двери доносилось монотонное чтение псаломщика. Чтобы заполнить возникшую в богослужении паузу, он читал «Последование ко святому причащению».

Владыка шагнул на «орлец» и промолвил:

– Упокой, Господи, душу раба Твоего… – Он помолчал. – Вот как, однако, неожиданно умер… э-э-э… отец… э-э-э…

– Василий, – подсказал услужливо отец секретарь.

– Да, отец Василий, – продолжил архиерей и оглядел примолкших священников строгим взглядом. – Всякому бы так сподобиться – после причащения Святых Таин… Еще и на Светлой седмице. Праведно, значит, жил человек…

И все, сняв камилавки, покивали головами в знак согласия.

А отец Василий ничего этого уже не слышал, потому как пребывал в мире ином, «где несть ни болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная». Он еще не вкусил этой новой жизни, но уже оставил суету всяческую.