Войсковой старшина Александр Зверев, сменивший Иорданова на служебном посту и взявшийся за составление «Черкасской хроники», утверждает в ней, что накануне своей кончины старый асессор с рассвета сидел за рабочим столом в канцелярии, раздумывая над лаконичной запиской калмыка.
Иорданов много раз макал перо в чернильницу и заносил его над листом бумаги, где давно уже были написаны вступительные предложения и заголовок документа — «Заключение о рапорте вахмистра Яманова». Но перо всякий раз замирало в воздухе, асессор откладывал его в сторону и снова принимался читать «рапорт». Он, конечно, читал самый ранний и самый вольный перевод калмыцкого текста, выполненный без малейших комментариев, и поэтому нет ничего удивительного, что слова «одна кочевка» он истолковал ошибочно. Он не предполагал, что они выражают точную меру расстояния. Или, быть может, ему подумалось в то злое время, «время ветра и льда», когда за окнами выстуженного дворца бледно светилось степное пространство, враждебное всякому движению, что величина этой меры огромна.
Так или иначе, к вечерним сумеркам, прежде чем задремать за письменным столом под свист и вой штормового ветра (смерть настигла его утром, прервав неведомое сновидение), Иорданов сотворил документ. Среди прочего он написал в нем, что «находившийся на Аксайском займище инженерский город передвинулся, со всей вероятностью, в Калмыцкую степь, в Астраханскую губернию» и что «войско Донское к делам и заботам оной губернии никакого касательства не имеет».
Асессор Зверев в «Черкасской хронике» назвал это заключение предшественника «совершенно произвольным». На третий день после вступления в должность, сидя за тем же столом, на котором остыла, освободившись от снов и мыслей, голова Иорданова, он составил новое заключение. В нем говорилось:
«Из сообщения пропавшего вахмистра следует сделать тот вывод, что неизвестный город сместился к востоку не далее правого берега Дона и должен находиться южнее холма Бесергень, вблизи станицы Заплавской, ибо одной кочевкой именуется у монгольских народов, к коим принадлежат калмыки, особая мера длины, равная 10-ти верстам».
Бумага произвела в Атаманском дворце чрезвычайно сильное впечатление. Отправленный в станицу Заплавскую конный отряд из одиннадцати офицеров под командованием сотника Федора Реброва был снабжен помимо трехдневного провианта и запасных лошадей полевой мортирой. Отряду было приказано «дать из орудия пробный выстрел по наружным фортификациям инженерского города».
Результаты экспедиции стали известны очень скоро. Наиболее внятно о них сообщает секретарь де Волланта Гаспаро Освальди, чей журнал спустя несколько лет очутился среди материалов дела.
«Секретный поход казаков, начавшийся сегодня утром, — записал итальянец 9 февраля 1805 года, — обратился в битву с неистовым ветром, которая продолжалась четыре часа и завершилась победой стихии. Отряд смог продвинуться степью на северо-восток лишь до ближайших холмов, различимых на горизонте с дозорных башен Черкасска. Всадников остановила потеря командира, получившего смертельное повреждение шеи при падении лошади на льду. Однако во дворце никого не смущает гибель лейтенанта Реброва. Здесь замышляют новую экспедицию. Как сказал мне сегодня господин Бельтрами, она состоится через неделю».
О новой экспедиции, для которой асессор Зверев проложил на карте иной маршрут в надежде обмануть лед и ветер, через неделю уже не могло быть и речи. Катастрофа, обрисованная в журнале Гаспаро Освальди, помешала осуществлению замысла.
«Черкасск, 16 февраля 1805 года.
Это была последняя запись, в которой Освальди проставил дату и указал точное место своего нахождения.
Дальнейшие записи, как сформулировал в 1818 году атаман Адриан Денисов, при котором журнал итальянца попал в распоряжение войсковой канцелярии, «производились в неизвестное время в неустановленном месте».
Запись № 1.